ЭТИКА СЕБЯ: Фуко и Лакан

ЭТИКА ЛАКАНА И «ЗАБОТА О СЕБЕ» ФУКО:

ДВЕ СХЕМЫ ПРОИЗВОДСТВА СУБЪЕКТИВНОСТИ

(И ОТНОШЕНИЯ СУБЪЕКТА К ИСТИНЕ)

Саймон О’Салливэн

LACAN’S ETHICS AND FOUCAULT’S “CARE OF THE SELF”:

TWO DIAGRAMS OF THE PRODUCTION OF SUBJECTIVITY

(AND OF THE SUBJECT’S RELATION TO TRUTH)

SIMON O’SULLIVAN, University of London

Parrhesia(10), 2010 (pp. 51-73)

Нанси & Агамбен: невозможное сообщество возможно

Ничто так не поучительно… как способ, которым Спиноза мыслит общее. Всем телам, говорит он, свойственно выражать божественный атрибут протяженности. … Однако, то что является общим, никоим образом не может выражать сущность единичной вещи. Главной здесь является идея сообщества без сущности, солидарность, никоим образом не связанная с сущностью. Захват места, связывание единичностей через атрибут протяженности, не объединяет их сущностно, а рассеивает их в существовании.

 Дж.Агамбен

Традиционно идеи сообщества воспроизводят понимание коллективности, которое ассоциируется с закрытостью/завершенностью, непрерывностью, единством и универсализмом. Здесь всегда маячит идея нации, при этом упускается  действительные неравенство и эксплуатация, которые на деле господствуют, и почти всегда сообщество представляется органичным единством в виде горизонтального товарищества или даже братства.

Революционный опыт францисканцев

Дж. Агамбен Наивысшая нищета: монастырские правила и форма жизни  

[The Highest Poverty: Monastic Rules and Form of Life]

Это первая часть 4-го тома серии Homo Sacer. Здесь Агамбен исследует монашество как попытку создания формы жизни независимой от машины Закона. Он рассматривает францисканцев с их «отречением от закона» и их упорство в отказе от владения вещами (не владеют, а только «пользуются»), как наиболее теоретически амбициозное из монашеских движений, также он полагает, что  францисканцы в конечном счете потерпели неудачу в развитии своей мысли для противостояния ассимиляции в юридическую систему церкви.

Причина их неудачи, по мнению Агамбена в том, что францисканцы не упускали из виду закон и потому в разработке концептов склонялись к негативным определениям. Весь проект Homo Sacer нацелен на прояснение исходной структуры Западного права, которая предполагает  «включение» внешнего, создание «зоны неразличения» между законом и фактом (предельный случай – состояние исключения). Просто противостоять закону недостаточно, чтобы его избежать, поскольку он парадоксальным образом включает своё внешнее.

Агамбен завершает призывом к позитивному развитию концептов формы жизни и применению опыта.

Когда мы пытаемся предложить позитивные альтернативы существующей системе, надо быть готовым к радикальному выходу за пределы собственной мысли, которая всегда системой захвачена .

Лоренцо Кьеза: Францисканская онтология Джорджо Агамбена

Giorgio Agamben’s Franciscan Ontology

Lorenzo Chiesa

Статься находится здесь

Содержательные примечания включены в тело текста

1. Homo Sacer: Политический герой

Критический анализ биополитики Джоржо Агамбена, политики, для которой власть «противостоит чисто биологической жизни без всякого опосредования», примечательным образом вращается вокруг идеи homo sacer. Это понятие происходит от загадочной фигуры римского права, которая для Агамбена воплощает одновременно «первоначальное «политическое» отношение» на Западе и «сущностную функцию» в ново-временной и современной политике. В бытии «проклятым» [sacer], кого можно убить, но не принести в жертву – тот, кого может безнаказанно убить любой человек, но кто не может быть принесен в жертву богам – человек священный представляет предельное понятие. Другими словами, жизнь человека священного, т.е. «голая жизнь», исключается и из человеческой юрисдикции – поскольку в его случае применение закона в случае убийства приостанавливается – и из юрисдикции божественной – поскольку его убийство не может рассматриваться как ритуальное очищение. Однако ясно, что это двойное исключение человека священного одновременно есть двойной захват его голой жизни, абсолютно уязвимой для насилия и смерти, в юридическом смысле. «Не простая естественная жизнь, но жизнь беззащитная перед смертью (голая жизнь или священная жизнь)». Как пишет Агамбен, «человек священный принадлежит Богу в форме невозможности принесения в жертву и включается в общество в форме существа, которое можно убить». По этой причине порядок освящения должен быть связан с порядком суверенности, или исключения суверена, на котором обычно базируются юридические и институциональные основания ново-временной и современной Западной политики. Как и освящение, исключение суверена базируется на включающем исключении. Действительно, суверен парадоксально располагается, в одно и то же время, «вне и внутри юридического порядка». Как и в случае homo sacer, закон применяется к суверену в тоже время не применяясь к нему: именно вследствие его власти подвергать смерти безнаказанно, а не благодаря его способности позволять проступок, исключение суверена конституирует начальную форму превосходства права над жизнью. Таким образом Агамбен делает вывод:

Суверен и homo sacer представляют две симметричные фигуры, которые одинаково устроены и взаимосвязаны:  суверен это тот, по отношению к кому все люди потенциально «люди священные» (homines sacri), и человек священный – тот, по отношению к кому все люди выступают как суверены.