К новой онтологической структуре экономического блага

Эрик Бейнхокер (Eric D. Beinhocker) комментирует публикацию "Recoupling Economic and Social Prosperity".

Поменять ориентиры: ВВП или (???)  

Мы управляем тем, что измеряем, и слишком долго политики измеряли неправильные вещи, когда дело доходило до оценки какая экономика является хорошей или здоровой. Катарина Лима де Миранда и Деннис Сноуэр (Katharina Lima de Miranda и Dennis Snower, далее KLMDS) предлагают амбициозную и убедительную новую систему, которую они назвали "SAGE" (solidarity (S), agency (A), material gain (G), environmental sustainability (E)), для оценки экономического, социального и экологического здоровья и благополучия. Их вклад отличается от большинства предыдущих попыток тем, что они не просто пытаются "исправить" стандартные показатели, в частности, валовой внутренний продукт (ВВП), предлагая неизбежно произвольный список дополнительных или альтернативных показателей, а основывают свою систему на современном эмпирическом междисциплинарном понимании человеческого благополучия. Они демонстрируют потенциал для количественной оценки такого подхода и разрабатывают метрики для получения информации позволяющей оценить вклад различных политик, институциональных механизмы и политическиих идеологий в благополучие собственных граждан  и планеты, на которой мы все живем.

В своем комментарии я утверждаю, что концепция KLMDS SAGE представляет собой не просто еще одну альтернативу ВВП, а является важным вкладом в более широкий сдвиг, происходящий в экономике и касающийся понимания человеческого поведения, природы и цели экономических систем. Признание этого более широкого сдвига помогает нам увидеть, как можно развивать и укреплять SAGE. В этой перспективн я: 1) предлагаю ряд отправных пунктов для укрепления нормативных основ системы SAGE, 2) предлагаю иную интерпретацию последствий неравенства для благосостояния, чем та, которую предложил KLMDS, 3) кратко описываю дальнейшую работу над разделом, касающимся "материальной выгоды", и 4) выражаю скептицизм в отношении попытки KLMDS интегрировать SAGE в модель максимизирующую полезность при принятия решений и предлагаю альтернативу. Можно сделать вывод, что SAGE задаёт основание для очень богатой программы будущих исследований.

SAGE ПРОТИВ ВВП - СДВИГ ОНТОЛОГИЧЕСКОЙ РАМКИ

Хорошо изместны многие недостатки и ограничения в использовании ВВП в качестве нормативного указателя для разработки политики (например, Coyle 2015; Stiglitz, Sen, и Fitoussi 2010). Но одним из недооцененных достоинств ВВП является своего рода онтологическая согласованность, которой нет у большинства предлагаемых альтернатив. Можно провести историческую и интеллектуальную линию от идеи Томаса Гоббса, что люди стремятся к максимизации удовольствия, к утилитарному исчислению Джереми Бентама, к развитию теории полезности как позитивной и нормативной теории принятия решений в экономике, к теоремам благосостояния Kenneth Arrow и Gérard Debreu, к представлению о полезности для общества максимизаци ВВП. В этом наборе взаимосвязанных концептов  эффективно распределяющая экономика - это та, в которой индивиды максимизируют свою полезность на рынках с учетом ограничений Парето, а ВВП на душу населения (или потребление на душу населения) интерпретируется как приблизительный показатель или индикатор максимизации полезности индивида. Таким образом, на протяжении полувека, когда политики ставили рост ВВП в качестве главной экономической цели, экономисты могли трезво кивать в знак согласия, будучи уверенными в теоретических и морально-философских основаниях этого подхода.

Таким образом, можно считать, что ВВП и связанные с ним метрики находятся на вершине того, что я буду называть "онтологической структурой" взаимосвязанных концепций (Таблица 1), начиная с основ утилитарной моральной философии и заканчивая теорией полезности, неоклассической экономикой и теорией благосостояния. Именно линия рассуждений, использующая эту онтологическую структуру, утверждает, что ВВП - не просто метрика, а элемент более широкой концептуальной структуры, касающейся человеческого благосостояния, того, как работает экономика и как должна работать.

Но, конечно же, цепочка рассуждений по ВВП в лучшем случае поверхностна. Это не новость для экономистов, многие из которых критиковали интерпретацию и применение ВВП с с самого начала - например, Саймон Кузнец, изобретатель национальных счетов, писал в 1934 году: "Т.о. благосостояние нации едва ли можно вывести из замера национального дохода..." (Kuznets 1934). Более поздние критические замечания дополнили понимание недостатков и ограничений ВВП (например, Stiglitz, Sen, и Fitoussi 2010), и было предпринято множество достойных усилий по разработке альтернатив (например, индекс лучшей жизни ОЭСР, индекс социального прогресса, Jones и Klenow 2016). Но на сегодняшний день ни одна из альтернатив не получила широкого признания и не стала широко использоваться. Тому есть много причин, не в последнюю очередь дело в том, что политики, СМИ и бизнесмены считают ВВП простым и привычным, и существует движущая сила для такой широко используемой метрики. Но также следует отметить, что отсутствие интеллектуального обоснования многих предложенных альтернатив стало препятствием для сближения мнений академического сообщества. Другими словами, на сегодняшний день ни один из претендентов не разработал альтернативную онтологическую систему со связностью на уровне существующей.

Ограниченность альтернатив ВВП на сегодня

Альтернативы ВВП обычно делятся на три категории. Во-первых, те, которые стремятся расширить или усилить ВВП, например, путем добавления теневой стоимости за неоплаченный труд, создания аналогичных ВВП показателей для природного капитала или включения показателей неравенства (например, SEEA 2014; Piketty, Saez, и Zucman 2018). Преимуществом здесь является сохранение связности существующего онтологической схемы. Но прилагаемые усилия не решают ни одной из фундаментальных проблем этой конструкции, в частности, трудностью с максимизацией полезности как теории человеческого благополучия, или крайне ограничивающих условий фундаментальных принципов экономики благосостояния (и, следовательно, их сомнительной применимости в реальном мире).

Во-вторых, это попытки, по сути, закоротить онтологическую цепочку путем более прямого измерения полезности или "счастья" (Kahneman 2000; Kahneman и Krueger 2006; Layard 2011). Логика этого подхода состоит в том, что если целью является максимизация общественной полезности, то мы должны измерять ее более прямым способом и использовать опросы о "счастье" в качестве косвенного показателя, в отличие от таких косвенных показатели, как экономическое потребление или объем производства. Но с этим подходом есть две проблемы. (1) как мы далее увидим, эмпирические данные показывают, что люди не являются одномерными гедонистическими максимизаторами счастья, а скорее проявляют многомерность в своих мотивах. (2) многие факторы, определяющие индивидуальное счастье, либо слабо связаны с рычагами политики (например, качество семейных отношений), либо находятся далеко за ее пределами (например, исследования близнецов указывают на значительный генетический компонент счастья, см. De Neve, et. al. 2012), поэтому неясно, насколько действенным в политической перспективе является такой показатель, как "валовое национальное счастье".

Третья категория альтернатив - это принцип "приборной панели", когда стремятся составить набор метрик, позволяющих показать, как выглядит "хорошая" или "успешная" экономика (например, OECD Better Life, Happy Planet Index, Social Progress Index, Legatum Prosperity Index). Конечно, этот подход является движением в верном направлении - мы бы не доверились врачу, который оценивает наше здоровье по одной-единственной метрике (например, температуре), или пилоту, который управляет самолетом, полагаясь на один-единственный прибор. Экономика - это очень сложная система, которую необходимо понимать и оценивать по нескольким показателям, но каким именно? Ключевая проблема подхода к приборной панели заключается в кажущейся произвольности выбора состава показателей. Должно ли здесь быть образование? Расширение прав женщин? Доступ к здравоохранению? Интуитивно кажется, что это хорошие вещи, но нужно спросить, почему сформирован один набор интуитивно хороших вещей, а не другой? Таким образом, различные приборные панели выделяют различные понятия "хорошего" (например, сокращение бедности, повышение равенства, сохранение окружающей среды) в зависимости от вкусов или целей их авторов. Организации, работающие над альтернативными метриками, пытаются обойти эту присущую им произвольность, используя легитимизирующие процессы - например, Цели устойчивого развития ООН (SDGs) были разработаны в ходе политического процесса, основанного на консенсусе, а ОЭСР предлагает людям "создать свой собственный индекс" из своей панели показателей лучшей жизни. И хотя такие методы могут помочь в легитимизации, они не решают присущую им проблему произвольности.

Именно здесь система KLMDS SAGE отличается от предыдущих попыток. Да, это приборная панель, предлагающая множество показателей в широких категориях солидарности (S), агентности (A), материальной выгоды (G) и экологической устойчивости (E). Но я бы отметил, что это не произвольная приборная панель. Скорее, она располагается на вершине очень последовательной онтологической системы, которая, по моему мнению, в конечном итоге может заменить гедонистическую, максимизирующую полезность систему неоклассической экономики, лежащую в основе ВВП (Таблица 1).

Философские и поведенческие основания системы SAGE

Ключевыми понятиями в этой новой системе являются (снизу вверх от основания): эвдемонистический, а не гедонистский взгляд на человеческое благополучие; современный эмпирический взгляд на поведение человека, а не рациональная максимизация полезности; и взгляд на экономику как на сложную, развивающуюся, социально-экологическую систему, а не неоклассический, базирующийся на равновесии взгляд. Хотя здесь нет возможности исчерпывающе рассмотреть эту систему, ограничусь кратким наброском. В основании лежит иная философская концепция хорошей жизни. Нынешняя система опирается на гедонистическую философскую традицию с историческими корнями из Эпикура, Гоббса и Бентама, которая предполагает, что хорошая жизнь подразумевает максимизацию удовольствия или счастья и минимизацию неудовольствия или боли. Можно утверждать, что новый подход опирается на эвдемонистическую философскую традицию идущую от Аристотеле, которая предлагает более широкую концепцию хорошей жизни как эвдемонии или человеческого процветания. Споры о различиях и сходствах между этими перспективами занимают философов уже более двух тысяч лет, но для наших целей ключевым моментом является то, что "счастье" и "процветание" - это два разных понятия. В современной эмпирической психологии счастье рассматривается как кратковременное психологическое состояние - например, поедание мороженого может сделать человека счастливым в данный момент - и обычно измеряется путем опроса респондентов различными способами о том, насколько они счастливы, а также с помощью визуализации мозга и других измерений, изучающих бионеврологические состояния, связанные с ощущением счастья или несчастья (Davidson 2000; Davidson et al. 2000). В отличие от этого, процветание - это более рефлексивное состояние, когда респондентам предлагается подумать об общей удовлетворенности своей жизнью в течение времени и о том, считают ли они свою жизнь осмысленной - например, подумайте, как бы вы чувствовали себя, оглядываясь на свою жизнь со смертного одра - это состояние ассоциируется с чувством удовлетворения или недовольства (Sirgy 2012). ВВП грубо связывает наше счастье с количеством производимых и потребляемых нами вещей, тогда как SAGE пытается получить более широкий набор факторов, определяющих удовлетворенность жизнью и ее осмысленность.

Последние работы по изучению человеческих мотиваций (включая работу Snower с коллегами Bosworth и Singer) показывают, что люди "разнонаправлены" в своих мотивациях (например, Bosworth, Singer и Snower 2016; Pang 2010; Heckhausen 2000). Стремление к удовольствию и избеганию боли, безусловно, является одной из таких мотиваций - Гоббс и Бентам не были полностью неправы, указывая на гедонистические мотивы; большинство людей предпочтут мороженое уколу в глаз. Но, например, "Своекорыстное желание " (Self- interested Wanting, в типологии Snower, Bosworth и Singer, 2016) - лишь один из ряда эмпирически различимых психологических мотиваторов. Многие другие мотиваторы связаны с отношениями с другими людьми - например, забота, принадлежность, власть - и баланс между мотиваторами в значительной степени определяется социальными отношениями и социальным окружением. И хотя существуют различные способы построения типологий и категоризации человеческих потребностей, исследователи едины в том, что психологические потребности, связанные с социальными отношениями, столь же фундаментальны, как и физические потребности (Nussbaum 2003; Max-Neef 1991; Doyal и Gough 1991; Gough 2015), и на самом деле эти два аспекта тесно связаны, поскольку эмоции от социальных отношений переживаются физиологически (Sapolsky 2017). Наконец, эмпирические исследования показывают, что социальные отношения и социальный капитал являются значимыми детерминантами удовлетворенности жизнью (например, Bjørnskov 2003; Bjørnskov, Dreher, и Fisher 2008).

Как отмечают KLMDS, причина того, что социальные отношения играют такую большую роль для благополучия, заключается в направленности нашей эволюции (Wilson 2019). Биологи подчеркивают, что люди являются одним из самых кооперативных видов на планете и уникальны в том, что их сотрудничество поддерживается не только аппаратом генетики, но и быстро развивающимся и гибким "программным обеспечением" культуры (Wilson 2012; Nowak 2011). Про-социальные инстинкты человека универсальны (Henrich et al. 2001, 2004), а различные культуры со временем разработали множество норм и институтов для использования этих инстинктов сотрудничества для различных целей и в различных масштабах - от армий до государств, религий и экономик (Turchin 2018). Таким образом, существует внутренняя взаимосвязь между измерениями (S) и (G) системы KLMDS, которая заключается в том, что не только позитивные социальные отношения и социальная солидарность имеют решающее значение для индивидуального благополучия, но и общества, способные создавать и использовать социальную солидарность в больших масштабах, вероятно, также лучше способны создавать материальные блага. Атомистические, с низким уровнем доверия, конфликтные общества почти неизбежно беднее, в то время как кооперативные, с высоким доверием, низкоконфликтные общества, как правило, богаче (Acemoglu & Robinson 2013).

Существует также внутренняя взаимосвязь между измерениями (S) и (A) в рамках структуры KLMDS. Чтобы сотрудничество было устойчивым, оно должно включать "сильную взаимность", т.е. безусловное сотрудничество и наказание отступников за счет личных (Gintis 2000, 2003; Bowles и Gintis 2011). Люди должны чувствовать, что условия кооперации "справедливы" и что отступники не "уйдут от ответственности". Возможность сотрудничать или отказаться, способность самостоятельно судить что справедливо, а что нет, способность наказывать тех, кто играет нечестно, подразумевает определенную степень самостоятельности. В этой концепции агентность - это не просто способность стремиться к личному удовольствию через потребление (в гедонистическо-утилитарно-неоклассической концепции ВВП подразумевается, что большее потребление также является выражением индивидуальной свободы). Скорее, это расширенная интерпретация агентности, где агентность также присутствует в отношениях человека с другими людьми и обществом.

Имплицитная теория системного уровня SAGE

В дополнение к выстраиванию такого поведенческого базиса, полагаю, что структура KLMDS подразумевает (или требует) другую теорию экономики на уровне систем. Если бы люди были гедонистически мотивированными, рациональными, максимизирующими полезность существами, если бы полезность генерировалась в основном через потребление, и если бы экономика по факту приходила в состояние общего равновесия, тогда ВВП был бы оправданным косвенным показателем. Но, как признают KLMDS, реальный мир состоит из множества мотивированных человеческих существ, взаимодействующих в постоянно развивающихся сетях сотрудничества, социальных отношений и сложных институтов, производящих эмерджентные паттерны поведения системы (например, рост, неравенство, эмиссия углерода). Более уместно и реалистично описывать и понимать это как сложную адаптивную систему (Arthur 1999, 2015; Miller и Page 2007; Beinhocker 2006). В такой концепции ВВП неадекватен не только как показатель индивидуального благосостояния, но и как показатель здоровья системы. KLMDS утверждают, что SAGE не только обеспечивает лучшую связь с индивидуальным благополучием, но его многомерность также позволяет лучше оценивать долгосрочное здоровье системы в сложной экономике. Однако существует двусторонняя, зеркальная связь между индивидуальным благополучием и здоровьем системы, что требует дальнейшего изучения. Мы знаем, что поведение сложных адаптивных систем, таких как экономика, формируется не просто линейным сложением поведения отдельных агентов в определенный момент времени, но, скорее, возникает в результате динамических, нелинейных взаимодействий между агентами и структурами в системе. Таким образом, "больше - это другое" (Anderson, 1972), и благополучие на индивидуальном уровне может означать или не означать здоровую систему, которая сохранит процветание завтра.

Яркий пример здесь, конечно, отношения экономики с окружающей средой, где KLMDS также отходят от онтологии ВВП. На рисунке в их публикации сложная адаптивная система экономики и общества показана встроенной в более крупную сложную адаптивную систему био-физической среды. То есть они выступают за измерение экологической устойчивости (E) как стержневого элемента своей системы. Полагаю, что таким образом они (как минимум, имплицитно) отвергают идею об окружающей среде как  внешнего фактора для экономики, который можно измерить и управлять им с помощью соответствующих ценовых сигналов. Напротив, они следуют традиции экологической экономики, которая утверждает, что двусторонние интеракции экономики с биофизическим миром сложны, изменчивы, и устойчивость этого взаимодействия должна детально измеряться и активно управляться по множеству параметров (Raworth 2017; O'Neill et al. 2018; Lamb и Steinberger 2017).

Таким образом, на мой взгляд, SAGE представляет собой нечто большее, чем просто расширение ВВП или еще одну "приборная панель". Здесь видится попытка разработать систему измерения, построенную на совершенно иной, эмпирически более обоснованной концептуальной базе, чем та, которая лежит в основе нынешней системы, основанной на ВВП.

ЧЕТЫРЕ СПОСОБА УКРЕПИТЬ И РАСШИРИТЬ СТРУКТУРУ SAGE

В этом свете то, что пытаются сделать KLMDS, выглядит весьма амбициозно. И неудивительно наличие ряда направлений для усиления и расширения структуры SAGE. Здесь я кратко изложу четыре предложения.

Моральные основания

В то время как нижние слои того, что я обозначил как альтернативная онтологическая структура, становятся все более развитыми - особенно эмпирически обоснованные теории человеческого поведения, экономики как сложной, развивающейся системы и взаимодействия экономики и окружающей среды - верхний нормативный слой разработан гораздо меньше. Хотя неоклассическую экономику благосостояния есть за что критиковать (например, Atkinson 2001, 2009), мы должны снова признать силу ее внутренней согласованности и связи с другими идеями в этом блоке. Пока не существует альтернативной теории экономики благосостояния, которая могла бы предъявить подобное. Такая новая экономика благосостояния очень нужна, и в сообществе поведенческой экономики (например, D. Bernheim 2010; B. D. Bernheim 2016; Fleurbaey и Schokkaert 2013) и экологическом сообществе (например, Lamb and Steinberger 2017; Brand-Correa и Steinberger 2017) предпринимаются попытки разработать альтернативы неоклассической модели благосостояния.

Но как раз поскольку неоклассическая теория благосостояния имеет философские корни в утилитаристской традиции Бентама, необходимо задаться вопрос, на каких основаниях моральной философии может быть построена теория благосостояния в этой новой системе? Триада солидарности (S), агентности (A) и материальной выгоды (G) у KLMDS указывает на два потенциальных краеугольных камня. Первый - это подход Амартия Сена к возможностям. Сен, а позднее и Марта Нуссбаум, утверждают, что агентность - это не просто свобода от ограничений, но свобода следовать своему представлению о хорошей жизни и реализовать свой человеческий потенциал (Nussbaum и Sen 1993; Sen, 1999; Nussbaum 1995, 2011). Но такие позитивные свободы имеют смысл только в том случае, если у человека есть возможности к их реализации. Таким образом, подлинная агентность зависит от возможностей, предоставляемых такими факторами, как здравоохранение, питание, образование и политические права. А когда у человека есть возможности, он способен без принуждения и эксплуатации участвовать в социальных отношениях (S) и может справедливо и продуктивно вносить вклад в материальное процветание общества (G) и пользоваться его благами. В системе Сена благосостояние является следствием деятельности, а возможности - необходимым (хотя и недостаточным) условием деятельности (Sen 1987). Открытое признание возможностей в качестве основной составляющей агентности значительно укрепит систему KLMDS и поможет выбрать дополнительные метрики для раздела (A) приборной панели.

Подобным образом, второе основание морали можно найти в понятии демократического равенства Элизабет Андерсон (Anderson 1999). Можно сказать, что здоровая, успешная и справедливая экономика - не только та, где люди имеют свободу работать и потреблять по своему желанию, но и та, где они обладают достаточной политической, социальной и экономической властью, чтобы одна группа людей не могла нечестным образом эксплуатировать другую. KLMDS указывают на этот аспект агентности, выбирая в качестве одной из метрик незащищенность рынка труда, но можно и нужно добавить и другие показатели агентности, противоположные эксплуатации (в частности, показатели гендерного и расового равенства).

До новой экономики благосостояния, объединяющей нормативные основы, аналитическую базу и набор метрик, еще далеко, но KLMDS помогают продумывать направления возможного развития.

Роль неравенства

KLMDS кратко обсуждают роль неравенства в своей системе, отмечая: имевшие место попытки включения показателя равенство/неравенство в качестве меры экономического здоровья; явно противоречивые эмпирические наработки о влиянии неравенства на благосостояние и давнишние философские дебаты о его нормативных последствиях. Затем они, по сути, откладывают этот вопрос в сторону для "будущих исследований". Однако при этом упускается центральный вопрос, а также возможность укрепить собственную систему.

Как они отмечают, "последствия неравенства для благосостояния в решающей степени зависят от того, как это неравенство возникло" (стр. 6). При углублении исследований в этой области становится все более очевидным, что для благосостояния людей важно не неравенство как таковое, а справедливость (Starmans, Sheskin, и Bloom 2017). И это два разных понятия - неравенство связано с результатами, а справедливость - с процессом. Равные или неравные результаты могут свидетельствовать о справедливом процессе, а могут и не свидетельствовать, в зависимости от обстоятельств или правил "игры". В игре с подбрасыванием монет мы ожидали бы равных результатов, а неравные результаты свидетельствовали бы о несправедливости. Но в беге, где участвуют люди с разными способностями, верно обратное: неравный результат будет справедливым, а равный - выглядеть подозрительно. Справедливые процессы имеют решающее значение для сотрудничества, а ожидания справедливости в социальных отношениях, по-видимому, универсальны и формируются в самом раннем возрасте (Mccrink, Bloom, и Santos 2010; Hamlin et al. 2011). Когда нормы справедливости нарушаются, люди испытывают чувство морального возмущения, отказываются от сотрудничества и часто стремятся наказать нарушителей.

Таким образом, экономическое неравенство, определяемое по максимальным доходам, по коэффициентам Джини (Gini coefficients) и другими макропеременным, не оказывает прямого влияния на благосостояние, и мало кто кроме экономистов отслеживает такие показатели (Norton и Ariely 2011). Однако люди ищут в своем локальном окружении сигналы о справедливых или несправедливых процессах (например, как ко мне относятся на работе, как у меня дела по сравнению с моими соседями?), а также более общие социальные сигналы (например, сообщения в новостях о том, что люди зарабатывают деньги справедливо или несправедливо, или общие сообщения о растущем неравенстве). Эмоции справедливости и несправедливости, порождаемые такими наблюдениями, оказывают ощутимое влияние на благосостояние, часто выражаются политически и имеют серьезные последствия для социальной солидарности (S). Разобщающие факты, которые являются центральными для мотивации KLMDS, могут интерпретироваться как нарушения справедливости в масштабах всего общества на протяжении нескольких десятилетий, как разрыв общественного договора.

Таким образом, хотя я согласен с решением KLMDS упустить переменные макронеравенства из своей структуры, измерения восприятия справедливости и несправедливости представляются важными и должны быть добавлены в (S).

Материальный доход

Для измерения материального дохода (G) KLMDS опирается на ВВП, несмотря на его ограничения. Хотя присутствие ВВП может помочь тактически в целях привлечения политиков к SAGE, тем не менее, сохраняются возможности изучения альтернативных концепций и метрик для (G). Я бы утверждал, что ключевым понятием здесь является не столько "материальная выгода", которая подразумевает показатель изменения материального комфорта, а скорее "благополучие" (prosperity - P), которое предполагает определенный стандарт уровня жизни (признаю, что "SAGE" звучит гораздо лучше, чем "SAPE"). Как концептуализировать благополучие, каково его влияние на благосостояние, как его измерить и каковы его отношения с измерениями (S), (A) и (E) - это важнейшие вопросы. И снова гедонистическая онтологическая система ВВП дает ответы. Благополучие - это наша способность потреблять. Рационально выбирая то, что мы потребляем, мы максимизируем полезность для нас и, следовательно, благосостояние. В этой структуре (S) включается в нашу функцию полезности как "другие предпочтения", (A) - это наша способность осуществлять индивидуальный выбор в потреблении, а (E) - это неоцененные внешние эффекты, возникающие в результате нашего потребления. Опять же, все это весьма сомнительно, но в то же время весьма логично. Итак, существует ли столь же последовательная альтернатива?

В настоящее время не существует, но мы можно увидеть некоторые отправные точки. В частности, это структуры, основанные на потребностях, которые исследуют то, как теории человеческих потребностей, достатка и насыщения связаны со всеми четырьмя измерениями системы SAGE (например, Nussbaum 2003; Doyal и Gough 1991; Gough 2000; Max-Neef 1991, Hanauer и Beinhocker 2013). Подходы, базирующиеся на потребностях, применяются в исследованиях взаимосвязи между благополучием и материальным положением, а также бедностью и лишениями. Хорошо известно, что доход и удовлетворенность жизнью в лучшем случае слабо связаны (например, Easterlin 2001), однако попытки более прямого измерения материальных условий жизни дали более убедительные результаты (Christoph 2010). Такие исследования ясно показывают, что хотя гедонистический конвейер увеличения дохода не приводит к устойчивому росту счастья (например, Knight and Gunatilaka 2012), удовлетворение или лишение человека определенных материальных потребностей (например, достаточное питание, жилье, гигиена, здоровье, безопасность и т.д.) сущностно связано с более широкой удовлетворенностью жизнью (Christoph 2010). Это создает основу для постановки вопроса о том, какие материальные условия необходимы для благополучной жизни, как лучше их измерить и каковы нормативные последствия (например, Offer 2006; Sirgy 2012). Конечно, одним из наиболее важных нормативных последствий является вопрос о справедливом удовлетворении таких потребностей на ограниченной планете. В последнее время наблюдается прогресс в изучении того, как структуры, основанные на потребностях, могут интегрироваться с данными об удовлетворении потребностей и биофизических пределах, чтобы ответить на определяющий эпоху вопрос о том, как возможно осуществить широкую распространенность благополучия в пределах планеты (Wiedmann et al. 2020; O'Neill et al. 2018; Lamb и Steinberger 2017).

Такая работа может дать новую перспективу для раздела (G) структуры SAGE, глубже связанную с измерениями (S), (A) и (E), чем ВВП.

SAGE как аналитическая модель

Наконец, KLMDS пытаются использовать SAGE для построения аналитической модели благополучия, по сути, расширяя стандартную модель полезности, чтобы задействовать измерения SAGE. Хотя я приветствую это намерение, но нахожу этот раздел наименее убедительным. Одной из сильных сторон нынешнего онтологической структуры является аналитическая модель благополучия, которая связывает приведенные ниже моральные и поведенческие основы с приведенными выше показателями. Любая конкурирующая онтологическая структура также будет нуждаться в подобной аналитической модели благополучия - такая соединительная ткань необходима, если мы хотим, чтобы структура имела предписывающее применение в политике и позволяла нам делать заявления типа: "Политика X приведет к чистому приросту (уменьшению) благополучия и поэтому является хорошей (плохой)". Существующая модель отличается строгостью, но она также привела к эмпирически ложным или даже опасно вводящим в заблуждение результатам. Таким образом, столь же строгая, но более научно обоснованная альтернатива была бы чрезвычайно важным вкладом.

На мой взгляд, проблема с попыткой KLMDS заключается не столько в конкретной адаптации теории полезности к их модели благополучия, сколько в ее использовании. Объемная литература о человеческом поведении, мотивации, про-социальности, коперативности и благополучии, лежащая в основании их модели, бросает вызов не только одномерному фокусу теории полезности на потреблении, но и самой теории полезности. Пространность вопроса не позволяет сделать обзор этой сложной темы, но я бы просто отметил, что данные современной поведенческой науки дают совершенно иное представление о принятии решений человеком, чем то, которое представлено в стандартной теории полезности (например, Gigerenzer и Gaissmaier 2011; Mercier и Sperber 2017; Sapolsky 2017; Sloman и Fernbach 2017). Напротив, возникает картина индуктивного, эвристического принятия решений, тесно интегрированного с нашими эмоциональными, биологическими и неврологическими системами, а также глубоко интегрированного с принятием решений нашими собратьями-людьми и под влиянием наших разделяемых культурных норм.

Путь от этой междисциплинарной картины принятия решений человеком к формальной теории, не говоря уже об аналитической структуре для анализа благополучия, безусловно, сложен. Тем не менее, и здесь есть отправные точки, которые нужно изучить. Например, модель Герберта Гинтиса (Herbert Gintis) "Убеждения, предпочтения и ограничения" (Beliefs, Preferences, и Constraints - BPC) сохраняет аналитическую строгость рационального выбора, но переосмысливает его с учетом современных перспектив когнитивной науки, социобиологии, социологии и других областей (Gintis 2007). Далее Гинтис демонстрирует, как эта схема может быть применена к вопросам анализа благополучия (Gintis 2009, 2017). Другой подход иллюстрирует Джошуа Эпштейн (2014), который предлагает модель "агент_ноль" (agent_zero), основанную на нейро-когнитивных исследованиях, которая может быть использована в вычислительных моделях на основе агентности для различных целей и  принципиально может быть адаптирована для проведения моделирования благополучия с использованием структуры SAGE.

Таким образом, хотя цель представленной KLMDS модели, заслуживает одобрения, а используемый формализм имеет то преимущество, что он знаком экономистам,  но идеи, заложенные в SAGE, требуют, чтобы мы вышли за рамки анализа благополучия на основе полезности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В этом комментарии я пытался подчеркнуть два момента. Первый состоит в том, что поиск альтернатив ВВП требует не просто новых показателей, а нового мышления о природе человека, социальных отношениях, экономике как системе и взаимодействии этой системы с миром природы. Такое новое мышление по необходимости охватывает множество уровней и дисциплин, от основ моральной философии до исследований человеческого поведения, теорий экономических систем, нормативных рамок и методов анализа благополучия. Я назвал этот набор взаимосвязанных концепций онтологической структурой и утверждаю, что система SAGE расположена на вершине онтологической структуры, который существенно отличается от набора концепций, поддерживающих ВВП. Короче говоря, я утверждаю, что то, что KLMDS пытаются сделать с помощью SAGE, даже амбициозней того, что они могут себе представить.

Но, учитывая такие амбиции, неудивительно наличие возможностей укрепления и расширения того, что предлагают KLMDS. Я вижу четыре таких направления: 1) обеспечить более прочные моральные философские основы их системы, в частности, опираясь на работы Сена, Нуссбаум и Андерсон, 2) включить справедливость, а не неравенство в качестве центрального фактора в социальную солидарность (S) в их системе, 3) заменить использование ВВП в компоненте (G) концепцией материального процветания, взятой из исследований человеческих потребностей, и 4) выйти за рамки обычной теории полезности, чтобы обеспечить аналитическую основу для анализа благополучия.

Проблемы нарушения связности, социальной поляризации и надвигающейся экологической катастрофы являются мощным стимулом для разработки новой структуры для более глубокого понимания здоровья наших экономик и обществ. KLMDS принимают этот вызов вдумчиво и провокационно, и тем самым помогает нам увидеть богатую и жизненно важную повестку для будущей работы.

Автор:

Эрик Бейнхокер (Eric Beinhocker ) - профессор практики государственной политики в Школе государственного управления Блаватника (Blavatnik School of Government) Оксфордского университета, основатель и исполнительный директор Института нового экономического мышления при Оксфордской школе Мартина (www.inet.ox.ac.uk), междисциплинарного исследовательского центра, занимающегося разработкой инновационных подходов к основным проблемам экономики, общества и государственной политики. Бейнхокер также является внештатным научным сотрудником по экономике в Ориел-колледже, Оксфорд, и приглашенным профессором Института Санта-Фе. Окончил Дартмутский колледж и Массачусетский технологический институт.