Антропоцен, Капиталоцен, Плантациоцен, Ктулуцен: созидание "родни"
Нет
сомнений, что антропогенные процессы воздействуют планетарно, состоят при этом
в интер/интра-действии с другими процессами и живыми видами, и это происходит на
протяжении всего времени, когда возможно идентифицировать наш вид (несколько
десятков тысяч лет); плюс произошло колоссальное расширение агрокультуры
(несколько тысяч лет). Конечно, с самого начала величайшими планетарными
терра-формерами (и ре-формерами) были и по-прежнему остаются бактерии и их
родственники, охваченные мириадами типов интер/интра-действия (включая людей и
их практики, как технологические, так и прочие). Распространение растений,
разносивших семена миллионы лет до человеческой агро-культуры, представляло
собой процесс развития, который менял планету, но было много и других
эволюционно-революционных экологических исторических событий.
Люди
рано и присоединились к наглой драке, еще даже до того как стали существами
позднее наименованными Homo
sapiens. Но я думаю, что вопросы именования существенные для Антропоцена, Плантациоцена (речь о влиянии продуктивного задействования земли)
или Капиталоцена, имеют отношение к
масштабу, темпу/скорости, синхроничности и сложности. При рассмотрении
системных феноменов должен постоянно ставиться вопрос – когда изменения степени
становятся изменениями качества, и каковы биокультурные, биотехнические,
биополитические, исторические эффекты от населяющих людей (не Человека) в
отношении к эффектам от ассамбляжей других видов и иных
биотических/а-биотических сил? Никакие виды, даже очень заносчивый наш
собственный, прикидывающийся хорошими индивидами в так называемых «новых
Западных сценариях», не действуют в одиночку; ассамбляжи органических
разновидностей и а-биотических факторов творят историю - как эволюционного типа,
так и других типов тоже.
Но
существует ли точка перегиба, следствием которой является смена имени той «игры»,
в которую вовлечена жизнь на Земле? Речь не только об изменении климата, это
также экстраординарная нагрузка токсичной химии, извлечение ископаемых,
истощение озер и рек на земле и под землей, обеднение экосистемы, широкий
геноцид людей и других существ и т.д. и т.п. - всё происходящее в системно
связанных паттернах, угрожающих коллапсом основной системы после коллапса
основной системы… Рекурсию можно продолжить.
Анна Тзин в недавней работе «Одичавшие биологии» полагает, что точкой перегиба между Голоценом и Антропоценом
может стать истребление большей части «беженцев», из которых возможно было бы реконструировать
многообразие видовых ассамбляжей (с людьми или без) уже после главных событий
(вроде опустынивания, или вырубок, или …или …). Это соответствует утверждениям
координатора Всемирно-экологической исследовательской сети Джейсона Мура, что
эта обесцененная природа движется к концу; униженная природа уже не способна сохраняться,
выдерживая добычу и производство в современном мире, поскольку большая часть
земных запасов истощена, сожжена, выработана, заражена, истреблена или как-то
еще сведена на нет. Громадные инвестиции и невероятно креативные и
деструктивные технологии могут в итоге отступать, но обесцененная природа уже
побеждена. Анна Тзин утверждает, что Голоцен был долгим периодом, когда
«беженцы» и пространства для бегства еще существовали, даже в изобилии,
поддерживая воспроизводство мира в его богатом культурном и биологическом
разнообразии.
Пожалуй,
оскорбительность наделения достоинством имени Антропоцен, состоит как раз в разрушении пространств и исчерпании сроков
спасения для людей и других существ. Вместе с другими я думаю, что Антропоцен это скорее пограничное
событие, а не эпоха, подобно границе K-Pg (Мел-палеогеновое вымирание) между Меловым периодом и
Палеогеном. Антропоцен маркирует
несколько разрывов - то, что придет на смену, не будет похожим на
предшествующее. Полагаю, что наша задача сделать Антропоцен по возможности короче/тоньше и любыми способами
культивировать в совместности вообразимые эпохи грядущего, которые наступят и ряды беженцев снова
пополнятся. Прямо сейчас Земля полнится беженцами, человеческими и другими,
которым нет укрытия.
Потому, я думаю, оправдано большое
новое имя, даже более чем одно. Итак, имеем Антропоцен,
Плантациоцен и Капиталоцен. Но я настаиваю, что мы нуждаемся в имени для динамических действующих
сим-хтонических (скорее всего «сим-» в значении «совместно» от греч. συμ) сил
и энергий, частью которых являются люди, и на неослабевающий характер которых делается
ставка. Возможно, но это лишь возможность, осуществимая только при интенсивном
включении и взаимодействии различных уровней и сфер, расцветающих для
обогащения мульти-видовых ассамбляжей, включающих людей. Я называю всё это Ктулуцен
(Chthulucene) – прошлое, настоящее и грядущее. Эти реальные и возможные
пространства времён названы не в честь мизогинного кошмарного монстра Ктулху из сайнс-фикшн писателя Лавкрафта
(обратите внимание на различие в написании), а скорее в честь многообразной
планетарной щупальцерукой энергии и силе, вобравшей в себя такие сущности, как
Нага, Гайя, Тангароа (вздымающийся из вод Папа), Терра, Ханиясу-химэ (японская дева-богиня), Женщина-паук, Пачамама (мать-земля индейцев
кечуа), Ойя, Горго и многих других. «Мой» Ктулуцен, даже будучи отягощен своими
проблематичными греко-подобными завитушками, охватывает мириады темпоральных и
пространственных сущностей, и мириады интра-активных ассамбляжей объектов –
включая сверх-человеческое, отличное-от-человеческого, не-человеческое и
человеческое-как-гумус.
Даже
перенесенные в иной язык (англ), в текст типа этого, Нага, Гайя, Тангароа,
Женщина-паук и всё родственные тысячи имен органично вписываются в такую
сайнс-фикшн, которую не мог вообразить или охватить Лавкрафт – а именно, переплетающуюся
сеть умозрительных фантастических сюжетов, спекулятивного феминизма, научной
фантастики и научного факта. Важно, чьи истории рассказывают истории, чьи
концепты мыслят концепты. В математической, визуальной и нарративной
перспективе имеет значение, чьи символы символизируют символы, чьи системы
систематизируют системы. Все тысячи имен – это очень много и слишком мало; все
истории и слишком велики и слишком бедны. Как меня научил Джим Клиффорд, нам
нужны истории (и теории) которые как раз достаточно велики, чтобы вобрать в
себя сложности и удерживать открытость горизонта для удивительных сопряжений
нового и старого.
Один
способ достойно жить и умереть для смертных существ в эпоху Ктулуцена это – объединить усилия по
воссозданию беженцев, сделать возможной частичную и основательную
биолого-культурно-политико-технологическую рекуперацию и рекомпозицию, которая
должна включать скорбь о необратимых потерях. … Мы уже имеем столько потерь… и
будет еще множество. Возобновленное порождающее цветение не сможет произрасти
из мифов о бессмертии или невозможности быть-рядом с мертвыми и изчезнувшими. …
Я
– компост-ист, не постгуман-ист: мы все – компост, а не пост-human (каламбур: compost – posthuman). Граница, которая есть Антропоцен/Капиталоцен означает многое,
включая то, что безмерное необратимое разрушение уже находится на старте, это касается
не только 11 миллиардов (или около того) людей, которые окажутся на Земле в
конце 21го века, но также мириадов других существ. (Непостижимая, но вполне
состоятельная оценка в 11 миллиардов будет справедлива, только если удержать
рождаемость человеческих младенцев на низком уровне; если последует новый рост,
все ставки теряют смысл). Граница исчезновения это не просто метафора;
системный коллапс это не кино-триллер. Спроси любого беженца, принадлежащего любому роду/виду.
Ктулуцен
нуждается как минимум в одном лозунге (конечно, их должно быть больше);
провозглашая по-прежнему - «Киборги за Выживание Земли», «Беги быстро, кусай жестко»
и «Заткнись и тренируйся», я предлагаю «Производи Родню но не детей!» (Make Kin Not Babies). Создание родства,
возможно, труднейшая и наиболее неотложная задача. Феминисты нашего времени
были лидерами в разоблачении считавшейся природной необходимостью связки пола и
гендера, расы и пола, расы и нации, класса и расы, гендера и морфологии, пола и
репродукции, а также репродукции и конструирования индивидов (особое наше
признание здесь – Меланезийцам, в союзе с Marilyn Strathern и её энографической командой). Если осуществима мульти-видовая
эко-справедливость, которая также может охватывать разнообразных человеческих
представителей, то настало время феминистам стать лидерами воображения, теории
и действия, чтобы распутать узлы как генеалогии и рода, так и рода и видов.
Бактерии
и грибы изобилуют нужными нам метафорами; но довольно о метафорах (удачи на
этом пути!), перед нами работа с млекопитающими, нашими биотическими и
а-биотическими сим-пойэтическими (от пойэзис
– акт творческого действования) коллаборационистами, со-работниками. Нам нужно
выстроить родство сим-хтонически, сим-пойэтически. Кто бы мы ни были, мы должны
делать-вместе – совместно-становиться, совместно-улаживать – связанные-землей (earth-bound – термин Бруно Латура).
Мы,
люди человечества, повсюду должны провозгласить страстную, системную
безотлагательность; как сказал Ким Стэнли Робинсон в романе 2312, мы живем во времена
«Замешательства» в «состоянии нерешительной встревоженности». Пожалуй Замешательство – более подходящее имя
чем Антропоцен или Капиталоцен! Замешательство отпечатается в каменных слоях
земной толщи, а по сути уже вписано в минерализованные пласты. Те, кто
сим-хтоничен, не подвержены замешательству; они слагают и разлагают, а это
практики как опасные, так и обнадеживающие. Во всяком случае, гегемония
человека не является сим-хтоническим явлением. Как говорят художники
эко-сексуалы Beth Stephens и Annie Sprinkle, компостирование это круто!
Моя
задача в том, чтобы «родня» (kin) означала нечто иное и
большее чем существа, связанные происхождением или генеалогией. Мягкое движение
де-фамилиаризации пока может казаться лишь заблуждением, но затем (в случае
удачи) окажется совершенно правильным. Становление-роднёй - это создание
личностей, но не обязательно как индивидов или как людей. В колледже меня
волновал каламбур Шекспира, сочетание kin(родня) и kind (добрый) – самый добрый не был непременно роднёй в смысле семьи; становиться
роднёй и делать добро (группа, забота, родство не связанное с рождением, нешаблонное
родство и множество иных резонансов) – это расковывает воображение и может
изменить историю. Marilyn Strathern
открыла мне, что родство в British
English
изначально значило «логическое родство» и стало «членством в семье» в 17 веке –
мне определенно нравятся такие фактоиды. Если выйти за пределы английского, безумие множится.
Я
полагаю, что расширение и пере-сборка "родни" дозволяется в силу того факта, что
все земляне есть родня в глубочайшем смысле, и уже пришло время практиковать
заботу о родовых ассамбляжах (а не о видах, берущихся по одному). Родня это сплачивающий
тип слова. Все существа наделены общей «плотью» - вопреки шаблонам,
семиотически и генеалогически. Прародители оказываются прелюбопытными
незнакомцами; родня – неведомое (за пределами того, чему нас учили о семье или
генах), жуткое, тревожащее, энергичное.
Слишком
много для короткого призыва, я знаю! Но продолжаю пытаться. Спустя двести лет,
возможно, человеческий народ этой планеты опять достигнет двух или трёх
миллиардов, но уже будучи частью совместного существования различных существ,
человеческих и других, как возможностей а не завершений.
Так
что, творите родню, не младенцев! Имеет значение, как родня производит родню.
Комментариев нет:
Отправить комментарий