В поисках укрытия /
Ничто не продается лучше, чем антикапитализм
Give Me Shelter
Франко ‘Бифо’ Берарди и Марк Фишер обсуждают крайнее утомление, финансовый кризис, эстетическое
сопротивление и «постепенную отмену будущего».
В
1970х в Италии теоретик и активист Франко ‘Бифо’ Берарди был ключевой фигурой а
движении Автономистов. Автономистские идеи оказали существенное влияние на
современную антикапиталистическую борьбу, включая «Окупай». Последние работы
Берарди сконцентрированы на патологических эффектах того, что он называет
«семио-капитализмом», он рассматривает аффективные расстройства, вызванные нестабильной
занятостью и сетевой кибер-коммуникацией.
Марк Фишер в книге Капиталистический
реализм: Есть ли здесь альтернатива? (2009) рассматривает депрессию
как один из эффектов доминирования
культуры нео-либерального капитала. Здесь Берарди и Фишер обсуждают сходства и
различия в понимании текущей политической ситуации.
Книга
Берарди Восстание: О поэзии и финансах
вышла в ноябре 2012. Книга Фишера Призраки
моей жизни: Записки о депрессии, хонтологии [от haunt – призрак] и
потерянном будущем будет опубликована в 2013.
Первая
глава моей новой книги Призраки моей жизни озаглавлена «Постепенная отмена
будущего» - фраза, которую я почерпнул из твоей книги 2011 года После Будущего. Сама идея «постепенной
отмены будущего» очень хорошо ухватывает чувство исчезновения определенной
концепции культурного времени. Можно сказать, мы живем в «пост-прогрессистскую»
эру, где специфика ретроспективного времени, предсказанного Жаном Бодрийяром и
Фредриком Джеймисоном, выглядит настолько саморазумеющейся, что её непросто
осознать. В книге После будущего ты
пишешь, что никогда не сможешь приспособиться к новой форме времени - и это ощущение я вполне разделяю. Мы также
солидарны в объяснении завершения будущего: это наступление нео-либерализма и
пост-фордистского капитализма в конце 70-х. Затем завершение будущего было усилено
теми технологиями, которые стали доминировать в 21 веке: смарт-фоны и
киберпространство не столько ускоряют продвижение культуры, сколько перегружают
нервную систему человека неконтролируемым потоком раздражителей.
Но
мы расходимся в способах выхода из этого тупика. Ты утверждаешь, что в мире,
где парламентская политика и медиа мэйнстрима захвачены корпорациями, лучшее на
что можно надеяться - это бегство в технологически объединяемые анклавы. В
недавнем важном эссе «Стратегии
радикальной политики и эстетическое сопротивление» (2012) бельгийский
политический теоретик Шанталь Муфф противопоставляет эту стратегию с её
собственным подходом, который ставит в центр борьбу за территорию. Роль
радикальной политики и искусства - утверждает Муфф - это дезартикуляция системы
взаимосвязей, выстраиваемых доминирующей формой власти, а взамен – создание
нового набора взаимосвязей. И нужно сказать, что я согласен.
Никогда
на протяжении моей жизни капиталистическая идеология не была слабее, чем
сегодня, нео-либерализм изжил себя как сила, обладающая импульсом развития
(хотя это не отменяет перспективы бесконечного движение для зомби). Сегодня
время не для того, чтобы продолжать отворачиваться от институций, а для того
чтобы их оккупировать. Фактически, одна из причин доминирования нео-либерализма
в нашем самоустранении, уверенности, что жизнь ушла из медиа мэйнстрима, а
парламентская политика - лишь пустая трата времени. Но сам успех
нео-либерализма показывает, что эти инструменты далеко не мертвы. Конечно, и
парламент и основные масс-медиа находятся в глубоком упадке в Великобритании,
Италии и многих других странах, и потребуется определенное время – возможно 10
лет или меньше – пока мы ощутим перемены. Но мне кажется, что если мы хотим
вернуть будущее, сегодня самое время вновь заняться институциями.
FRANCO ‘BIFO’ BERARDI
Мне
непросто отвечать, поскольку ты коснулся очень болезненной точки – т.е. нашей
сегодняшней теоретической импотенции перед лицом процесса дегуманизации,
провоцируемого финансовым капитализмом. Эти чувства сродни личному поражению.
Но невозможно отвергнуть реальность, которая на мой взгляд такова: последней
волной движения – скажем 2010-2011 –
была попытка оживления массового субъекта. Попытка провалилась: мы оказались
неспособны остановить финансовую агрессию. Т.е. движение уже исчезло, и появляется лишь в форме отдельных всплесков
отчаяния. Я использую слово «движение», как указывающее на любую форму
массового действия, которое способно изменить господствующую культуру и её восприятие.
Вот почему я не думаю, что в Греции текущего момента мы наблюдаем движение. Это лишь отчаянная реакция на
разорение – она реактивна и замкнута на себя.
Мы
должны быть способны построить теоретическую модель, которая учтет
несостоятельность той формы субъективации, на которую мы привыкли опираться. Мутация,
поразившая «пост-алфавитное» поколение – т.е. первое поколение, узнающее больше
слов от машины, чем от матери – привела к глубокой эрозии способности солидаризоваться.
Процесс социального переформатирования при нестабильной занятости кажется
невозможным, во всяком случае, в виде коллективного действия, политической
солидарности и классового сознания. Я действительно не знаю, сумеет ли моё
поколение найти новый способ социального единения, который однажды позволит уже новому поколению освободиться от
страха и одиночества.
Муфф
пишет, что «различные способы артивистской интервенции, вдохновляемые
ситуационистской стратегией присвоения (détournement)
наподобие группы The Yes Men, очень
эффективны в разрушении благопристойной картинки, которой корпоративный
капитализм пытается прикрыть фасад, сохраняя при этом свою репрессивную
природу». Это может и верно, но разоблачение репрессивного характера власти
само по себе не приводит к восстанию. Но с другой стороны - только усиливает
ощущение импотенции. Техники ниспровержения были вполне эффективны при
«разоблачении» истинной природы финансового капитализма, но осознание того,
какова реальность, не есть классовое сознание. Недостаточно только увидеть
опасность – вы также должны быть способны её избежать или устранить.
Большинство людей ненавидят финансовый капитализм, но как я вижу, эта ненависть
скорее приводит к депрессии, чем к самоуправлению (autonomy).
Муфф
продолжает: «Можно также отметить множество форм борьбы в городе, например
«Отвоёвывание улиц» (Reclaim
the streets)
в Британии, «Белые комбинезоны» (Tute Bianche) в Италии, компания «Остановить рекламу» во Франции
или «Nike Ground-Rethinking Space» в
Вене – есть немало различных типов арт-активистских практик и способов
коммуникативно-партизанской борьбы». Однако, последние 15 лет активизм оказался
совершенно неспособен остановить системное наступление корпораций и финансовых
учреждений. Посмотрите на последнюю волну борьбы против финансовой диктатуры –
от UK Uncut
(движение против урезания социальных программ) и испанской acampada (развертывние лагеря) до Occupy Wall Street. Эта волна движений произвела эффект широкого
осознания большинством населения, но не замедлила разрушения социальной жизни.
Не
только политический активизм неспособен изменить реальность финансового
капитализма, но основные политические партии ничего не могут добиться, если они
не следуют автоматизму власти. Посмотрите на неудачу Барака Обамы внести
изменения в распределение богатств в Америке, и это невзирая на массовую
поддержку которую он получил в 2008. Лозунг «Да, мы сможем» быстро превратился
в насмешку, когда он оказался вынужден склониться перед силой финансовой
власти. Я полагаю, что самоуправление возможно лишь когда люди будут способны
изменить свою повседневную жизнь – разрушая, к примеру, узы зависимости от
консьюмеризма и эксплуатации. Однако, за последние два или три года я начал думать,
что это необустроенное поколение неспособно начать процесс автономизации и самоуправления.
Таково следствие своего рода психической
неустойчивости, вызванной неопределенностью, конкуренцией и одиночеством.
MARK FISHER
Это
очень волнующий и честный ответ, но мне кажется, что по сути ты высвечиваешь
сильные стороны позиции Муфф. Полагаю, её аргументация скорее связана со
стратегиями политическими, нежели эстетическими. Да, приводимые примеры
ниспровергающего или контр-гегемонистского искусства весьма неубедительны –
стратегии присвоения, на которые она ссылается, уже давно инкорпорированы
капиталом. Ничто не продается лучше, чем
антикапитализм – стоит взглянуть на то, как корпорации изображаются в
фильмах Голливуда ВАЛЛ·И (208) и Аватар (2009). Не следует ожидать слишком
многого - что культура и искусство дадут ресурсы для преодоления разрушения
солидарности, о котором ты так резко высказываешься. Искусство и культура сами
являются жертвами этого разрушения. В условиях пост-фордистских практик работы,
нео-либеральной идеологии и коммуникативного капитализма социальное
воображение мучительно ищет условий для роста. Нынешняя программа жестких
мер в Великобритании – наступление на социальное жильё, социальное обеспечение,
урезание затрат на высшее образование – лишает историческое время напряжения,
еще больше затрудняя развитие социального воображения.
Дело
не в невозможности остановить наступление финансового капитала, а в несостоятельности
контр-стратегий, которые может осуществить движение
– капитал легко их обходит. Нет оснований говорить, что за последнее
десятилетие не произошло ничего важного: к примеру, волна восстаний на Ближнем Востоке
в 2011 показала, что так называемый конец истории уже преодолен. Но
саморегулирующаяся система должна учиться на своих ошибках, а не повторять их
бесконечно. Как сказал Дэвид Харви, нам не следует фетишизировать специфические
организационные формы. А точнее, нужно делать то, что нео-либерализм делает
постоянно – применять множество различных стратегий. Если проблема представляет
по вашему выражению «био-политическое
встраивание психо-экономического автоматизма в социальный разум» (и я согласен
что так оно и есть), то мы тогда должны
бороться за этот социальный разум. Это подразумевает борьбу за территорию в
доминирующих медийных средах, а также и в парламентской политике. Ценность
схемы предлагаемой Муфф именно в том, что отвергается заблуждение будто
политики управляют всем. При этом парламентская политика остается важным
узловым пунктом, в котором всё еще нуждается финансовый капитал. (Ведь если это
не так, почему прилагаются такие усилия по взятию под контроль?) Задача в том, чтобы «артикулировать»
парламентскую политику через включение внешних сил.
Что
движению следует делать сегодня – это
наладить взаимодействие с существующими институциями: политическими партиями,
профсоюзами и важнейшими медиа, а также формировать новые институции, способные
к усилению натиска. Как вы сказали, отвращение к финансовому капиталу стало
практически всеобщим – но, конечно, это автоматически не транслируется в
стратегии, которые развернут атаку на капитал. Вы правы, полагая, что всеобщее
презрение к финансовому капиталу в комбинации с ощущением, что ничего нельзя
изменить, приводит скорее к отчаянию, чем к коллективной способности
действовать. Но в этом и состоит роль институций – прежних, которые
сохраняются, и новых, которые еще нужно изобрести – транслировать чувства (и недовольство) в действие. Если это
сработает, то такое действие будет скорее косвенным, чем непосредственным; это
будет производство постепенных изменений в социальном сознании. Нам следует
включиться в либидинальное проектирование, чтобы воспрепятствовать огромным
машинам капитала в формировании невротической субъективности.
Нам
следует обратиться к Макиавелли, Антонио Грамши и Стюарту Холлу вместо той
философии события, которая можно найти в работах философов наподобие Алена
Бадью. Нам нужно одновременно больше терпения и больше уверенности, чем раньше.
Следует вернуть себе будущее, утрату которого вы оплакиваете, а это означает
восстановление временной
перспективы, когда мы не протестуем бесконечно или препятствуем действиям
капитала, а мыслим опережающим образом. Здесь есть пространство для искусства в
переделке самого себя – как строительная площадка разнообразных представлений о
пост-капиталистическом будущем.
FRANCO ‘BIFO’ BERARDI
Я
не считаю, что мы должны препятствовать эстетическому действию против власти
капитала. Я не настолько наивен. Я ищу но пока не нахожу действенного способа
разрушить подавляющую, угнетающую и разоряющую
власть финансового капитализма, которая в существенной степени базируется на
покорности общества. Почему общество так легко подчиняется? Это вопрос, который
нужно прояснить и понять.
Несмотря
на всепроникающие медиа, люди знают, что банки разрушают из жизни. Это понимает
пусть не каждый, но значительная часть общества. Люди знают, но они неспособны
изменить автоматизм повседневной жизни. У них есть дети (почему люди имеют
детей? Это то чего я не могу понять); им нужно купить автомобиль и заправить
его бензином; им нужны деньги, поскольку только деньги позволяют покупать все
эти вещи. Они вынуждены соглашаться с вымогательством, и это мало помалу
формирует их сознание, их чувственность, их ожидания. Потому они стараются не
думать о том, что им известно: что капитализм разрушает их жизни; поскольку
только такую жизнь они способны представлять в воображении и проживать.
Проблема
в том, что современный капитализм невозможно переделать просто меняя законы.
Политики не только порочны в своей сути – если ты стремишься к власти, то тебе
нужны деньги, тебя должны поддержать крупные медиа, и т.д. – но сама машина
производства политических решений неспособна изменить автоматизм
повседневности. Только изменяя такие вещи, как наши ожидания или формы нашей
жизни в городе мы можем разрушить власть капитала. Чтобы изменить повседневную
жизнь, нам нужна общественная солидарность, но неуверенность в будущем и
конкуренция разрушили её.
Мне
не кажется, что Макиавелли и Грамши могут много сказать сегодня. Для Макиавелли
фортуна была сферой хаотических
событий жизни, которой должен править государь. Эта идея была эффективна в
эпоху раннего модерна, поскольку сложность фортуны
была невысокой: лишь немногие люди принимали участие в политической игре и
государь легко контролировал информацию. Стратегия Грамши основывалась на
культурной гегемонии: т.е. влиянии на сферу общественного сознания. Сегодня
проблема во многом та же, но скорости и сложность информационной сферы
радикально меняют положение дел. Медиа-активизм был способен переключать потоки
информации и внимание к ним - как, например, показывает пример WikiLeaks - обнажать противоречия власти, но критическое
сознание более не является задачей. Задачей является самоуправление (autonomy) – действительная способность искоренения
автоматизма, поддерживающего власть.
Пожалуйста,
не думай, что я непреклонен в этом последнем пункте. Иногда я говорю себе: мы
должны начать долгосрочный проект построения европейской системы общественного
самоуправления. (На самом деле следовало начать это еще 20 лет назад, сразу
вслед за Маастрихтским договором. Теперь слишком поздно). Отсутствие все-европейской
организации в любой форме очень заметно в нынешней ситуации, особенно на уровне
рабочего сопротивления: профсоюзы несут за это ответственность. Но я не уверен,
что мы можем преуспеть в создании эффективного фронта сопротивления, поскольку
разложение рабочего класса является не проблемой организации, а проблемой
культурных ожиданий и современных форм жизни.
Как
бы то ни было, сегодня слишком поздно: буря приближается и у нас нет укрытия.
Комментариев нет:
Отправить комментарий