Про спекулятивный реализм
Итоговый сборник 2011 года "The Speculative Turn" открывается пафосным текстом "Towards a Speculative Philosophy" (Levi Bryant, Nick Srnicek and Graham Harman)
"К спекулятивной философии"
В нашем краях наступили волнительные времена. Нет ныне главного героя, вышагивающего вдоль берега моря, и, похоже, завершился период вторичных комментариев к истории философии. Искренние попытки созревшей систематической мысли перестали быть редкостью в среди нас; и во всё большей степени они становятся востребованы. Каковы бы ни были пороки глобализации, глобальные сети эффективно работают на нас: невиданные технологии превратили блогосферу и основных сетевых книгоиздатеоей в «базовый бульон» европейской философии. Хотя еще слишком рано угадывать какие необычные формы жизни могут возникнуть из этой смеси, кажется вполне очевидным, что происходит нечто важное. Никогда еще в нашей профессии не было лучшего времени для молодых.
Первая волна континентальной мысли 20 века в англоязычном мире определялась феноменологией и Мартином Хайдеггером, как наиболее влиятельной фигурой этого направления. В конце 1970х влияние Жака Деррида и Мишеля Фуко существенно возросло, достигнув зенита одним-двумя десятилетиями позже. К середине 1990х достигла апогея звезда Жиля Делеза, совсем незадолго до его смерти в ноябре 1995, и его значение отчетливо видно сегодня. Но с начала 21 века возникла более хаотичная и в каком-то смысле более многообещающая ситуация. Различные интригующие философские направления - их бастионы разбросаны по всему миру – собрали своих сторонников и начали вырабатывать критическую массу символической продукции. Поскольку пока трудно подобрать единое адекватное имя для объединения всех этих трендов, мы предлагаем выражение «спекулятивный поворот», как сознательный контрапункт уже утомившему «лингвистическому повороту».
Слова «материализм» и «реализм» в нашем подзаголовке (Continental Materialism and Realism) дополнительно проясняют существо новых направлений, и также сохраняют возможность дистинкции между материальным и реальным. После смерти Деррида в октябре 2004, наиболее заметной фигурой нашего цеха, наверное, стал Славой Жижек, легко вступивший в эту роль благодаря многочисленным публикациям на английском и как заметная публичная персона. В публичном сознании Жижек всё больше соседствует со своим союзником Аленом Бадью, чьи основные работы всё более становятся доступны на английском в первом десятилетии века, не без помощи энциклопедического обзора Питера Холварда (Peter Hallward. Badiou: A Subject to Truth). Возможно, Бадью и Жижек – наиболее читаемые современные континентальные мыслители на английском. В этот же круг попадают и другие авторы примерно той же возрастной группы, привлекая внимание более узких групп читателей.
Бруно Латур, уже величина в антропологии, социологии, исследовании науки, был открыт для континентальной философии через «объектно-ориентированную онтологию» Яном Богостом (Ian Bogost), Леви Брайнтом (Levi Bryant) и Грэхэмом Харманом (Graham Harman). Ирония в том, что старинный интеллектуальный друг Латура Изабель Стенгерс проделала совершенно иной путь к англофонным дискуссиям, впечатлив молодых делезианцев работой по Делезу и Уайтхеду, и собственной серией книг, известной как Космополитики (Cosmopolitiques).
«Не-философия» Франсуа Ларуэля (Francois Laruelle) привлекла внимание многих молодых читателей, невзирая на пока низкую доступность его работ на английском.
Подрастающее поколение ларуэллианцев также склонно проявлять большой интерес к когнитивной науке и различным практическим специалистам по «нейрофилософии». Следующим важным годом был 2002, когда Мануэль Де Ланда (Manuel DeLanda) в книге «Интенсивная наука и виртуальная философия» (Intensive Science and Virtual Philosophy) и Грэхэм Харман в «Инструмент-Бытие» (Tool-Being), оба открыто заявили о своем реализме, возможно впервые в современной континентальной традиции это было сделано прямо. Пол-десятилетия спустя этот ясный призыв к реализму был поддержан тем, что с тех пор стало наиболее организованным движением нового поколения. Вдохновленное публикацией Квентина Мейяссу «После кончности» (Apres la finitude - After Finitude) в начале 2006, первое событие Спекулятивного Реализма состоялось в апреле 2007 в Goldsmiths College, London.
Исходно группа включала Ray Brassier, Iain Hamilton Grant, Harman, и Meillassoux: Альберто Тоскано был модератором в 2007 и заменил Мейяссу на последующем мероприятии в Бристоле в 2009. Распадаясь на отдельные фрагменты, группа одновременно выступала центром сплачивания для подрастающего поколения студентов. Благодаря возрастающему значению блогосферы и агрессивной политике новых издателей, как zerO Books, многие из этих студентов уже поразительно хорошо известны. Издатели настоящего тома с удовольствием включили Ника Срничека (Nick Srnicek) в свое правление как нужного им представителя.
Введение в Континентальный Материализм и Реализм
В течение долгого времени общим местом континентальной философии был фокус на дискурсе, тексте, культуре, сознании, власти или идеях, как том, что конституирует реальность. Невзирая на хвастливый анти-гуманизм многих мыслителей, отождествлявшихся с этими трендами, то что они дают нам, в меньшей степени является критикой места гуманизма в мире, чем менее широкая критика замкнутого на себя картезианского субъекта. Гуманизм остается в центре этих работ, а реальность появляется в философии только как коррелят человеческой мысли. В этом отношении феноменология, структурализм, пост-структурализм, деконструкция и постмодернизм - все являются превосходными образцами анти-реалистического тренда в континентальной философии.
Не сомневаясь в значительном вкладе этих философий, скажем – что-то было безусловно неверным в этих направлениях. Перед лицом надвигающейся экологической катастрофы и возрастающего проникновения технологий в повседневный мир (включая наши тела), становится неясно, как анти-реалистическая позиция подготовлена к встрече с таким будущим. Опасность в том, что доминирующая анти-реалистическая линия континентальной философии не только достигла предела развития, но то, что теперь она активно сдерживает возможности философии нашего времени.
Однако, в работах, которые мы относим к «Спекулятивному повороту», можно увидеть намеки на нечто новое. В отличие от повторяющейся континентальнустановки на тексты, дискурс, социальные практики и человеческую конечность, новая порода мыслителя все более разворачивается к реальности как таковой. Пока затруднительно обозначить отчетливую позицию общую для всех мыслителей, собранных в этом сборнике, но все они отчетливо отвергают традиционный фокус на текстуальную критику. Некоторые представляют взгляды на ноуменальные объекты и причинность в-себе; другие обращаются к нейронауке. Некоторые конструируют математический абсолют, а другие пытаются очертить сверхъестественные следствия из психоанализа или научной рациональности. Но все они, так или иначе, опять стали более широко размышлять о природе реальности вне зависимости от мышления и человеческого.
Эта активность «спекуляций» может вызвать вопрос у некоторых читателей, а не предлагается ли возвращение к до-критической философии с её догматической верой в могущество чистого разума. Однако, спекулятивный поворот не есть прямое отрицание этих критических достижений; напротив, он идет от осознания своих неотъемлемых ограничений. Спекуляция в этом смысле нацелена на нечто «за пределами» критического и лингвистического поворотов. По существу, она восстанавливает до-критический смысл «спекуляции», как направленность на Абсолют, также удерживая внимание на неоспоримом прогрессе, достигнутом работой критики. Собранные здесь работы – это спекулятивная ставка на возможность возвратно-поступательных движений через обновленное внимание к реальности как таковой. Перед лицом экологического кризиса, ускоряющегося развития нейронауки, нарастающей фрагментации интерпретаций в фундаментальной физике и расширяющейся бреши в границе между человеком и машиной нарастает ощущение, что предшествующая философия неспособна отозваться на эти процессы.
Истоки континентального анти-реализма
Новый поворот к реализму и материализму в недрах континентальной философии стал пробуждением после длительного периода, подобного утонченному идеализму. Даже презирая традиционную идеалистическую позицию, что все существующее есть вариации сознания или духа, континентальная философия впала в равно анти-реалистическую установку, которую Мейяссу (Meillassoux) назвал «корреляционизмом». Проще говоря, это «идея, в соответствии с которой мы лишь всегда имеем доступ только к отношению между мышлением и бытием, но ни один из этих элементом не может быть доступен для рассмотрения по отдельности». Это положение по умолчанию предполагает, что мы можем направить наши мысли на бытие, существующее как бытие-в-мире, или иметь феноменологический опыт мира, однако мы никогда не можем непротиворечиво говорить о сфере независимой от мысли или языка.
Такой подход в своих бесчисленных вариациях настаивает на том, что знание о независимой от мысли реальности несостоятельно. Из этой корреляционистской установки происходит утонченная форма идеализма, ставшая, тем не менее, почти всеобщей. Корни этого корреляционистского поворота находятся в критической философии Канта, который примечательно отверг возможность всякого знания о ноуменальной сфере за пределами человеческого доступа. В знаменитом Коперникианском перевороте Канта отныне не разум следует за объектами, а, скорее, объекты приходят в соответствие с разумом. Опыт структурирован априорными категориями и формами интуиции, которые заключают в себе необходимую и универсальную основу всякого знания. Однако ценой которую следует заплатить за незыблемость основания, является отказ от всякого знания за пределами того, как вещи нам являются. Реальность-в-себе заблокирована, по крайней мере, в своих когнитивных аспектах.
В своей проницательной книге Ли Брэвер (Lee Braver) недавно показал, что этот запрет Канта, с его анти-реалистскими последствиями привнес рану во всю континентальную традицию, оставляя след почти на каждой из главных фигур от Гегеля до Хайдеггера и Деррида. И хотя для Канта остается возможность мыслить ноуменальное (не зная его), Гегель абсолютизирует это отношение, чтобы охватить всё существующее: его критика интерпретирует ноуменальное, как простую феноменальную иллюзию, «завершая» т.о. критическую философию построением абсолютного идеализма. Устранение ноуменального продолжается в феноменологии, где онтология эксплицитно связывается с редукцией к феноменальной сфере.
Как показал Брэвер, Хайдеггер развивает анти-реалистский прект, отказываясь от возможности Абсолютного Знания как сингулярного и тотального само-понимания Абсолютного Субъекта. Наконец, у Дерриды опосредование языком становится всеохватывающим, поскольку феноменальная сфера субъективности заполняется лингвистическими маркерами. Во всём этом процессе любая возможность мира независимого от коррелята человек-мир отвергается всё ожесточенней (как это хорошо символизировано знаменитым Хайдеггеровским перечеркиванием слова «Бытие»).
Эта общая анти-реалистская тенденция проявляла себя в континентальной философии множеством способов, но особенно через: увлеченность такими вопросами как смерть и конечность; антипатию к науке; нацеленность на язык, культуру и субъективность в ущерб материальным факторам; антропоцентрическую позицию в отношении природы; отказ от поиска абсолюта и уступку специфическим условиям нашей исторической Заброшенности. Мы можем также указать не нехватку подлинного и эффективного политического действия в континентальной философии – возможный результат «культурного» поворота предпринятого марксизмом, и возрастающее внимание к текстуальной и идеологической критике в ущерб экономической сфере.
Спекулятивный Поворот
Ответом на редукцию философии к анализу текстов или структуры сознания стал недавний всплеск интереса непосредственно к онтологическим вопросам. Делез был пионером на этом пути, выступив в соавторстве с Феликсом Гваттари. В этих плодотворных текстах 1970х-80х, Делез и Гваттари устанавливают онтологическое видение без-субъектной области становления, где субъект и мысль существуют только как окончательный, остаточный продукт этих первичных онтологических движений. Уходя от кружения вокруг негативных пределов концептуальных систем, Делез и Гваттраи сконструировали позитивное онтологическое видение на руинах традиционных онтологий.
Хотя остаются существенные вопросы, сумел ли Делез полностью уйти от корреляционизма, но не приходится сомневаться, что его проект был устремлен за пределы кантианских пределов континентальной мысли. Совсем недавно несколько других ведущих мыслителей континентальной традиции обозначили философские направления, уходящие от этих привычных (и часто осмеиваемых) маршрутов.
Жижек – один из выдающихся представителей этого нового направления, берущего начало от натурфилософии Шеллинга, онтологической широты Гегеля и проникновения в смысл Реального Жака Лакана. В своей недавней работе «Параллаксное видение» Жижек разоблачает то, что ему видится как наивный материалистический постулат, который включает субъекта просто в качестве другой позитивной, физической сущности внутри объективного мира. Он называет это наивным, поскольку здесь полагается позиция внешнего наблюдателя, из которой может схватываться весь мир – позиция, предполагающая в принципе включение всей реальности, редукцию своей собственной перспективы к вещи в мире. Для Жижека, напротив, «Материализм означает, что видимая мной реальность никогда не есть «всё» - не потому, что большая часть её ускользает от меня, а потому, что она содержит «пятно», слепую зону, которая указывает на мою включеннось в неё». Он настойчиво повторяет, что реальность – это не-Всё; там всегда есть разрыв, пятно, ускользающая от анализа дыра внутри самой реальности. Само же различие между для-себя и в-себе заключено внутри Абсолюта. Только принимая этот разрыв мы становимся подлинными материалистами.
В то время, когда Жижек обозначил «трансцендентальный материалистический» поворот в современной континентальной мысли, возможно, именно Бадью отважно поднял анти-феноменологический флаг, намереваясь таким образом сделать онтологическую ставку в современной континентальной философии. Возрождение онтологии звучит особенно отчетливо в его теперь знаменитом утверждении, что «математика=онтология». Принимая математику как дискурс бытия – который говорит о бытии, как лишенном всяких предикаций (включая единство), остающимся только как чистая множественность – Бадью построил развернутую онтологию на основе теории множеств. Кроме того, Бадью смело воскрешает проблему Истины, которая до него чаще звучала насмешкой в континентальной философии.
Хотя Латур пока больше представлен в публикациях по социальным наукам, чем философии, он стал важной фигурой недавнегоСпекулятивного Поворота. Всем формам редукции к физическим объектам, структурам культуры, системам власти, текстам, дискурсам или феноменам сознания Латур противопоставляет «нередуцируемость», перед которой все сущности равно реальны (хотя и не в равной степени), покуда они оказывают действие на другие сущности. Если нечеловеческие акторы, такие, как бактерии, прогнозы погоды, атомы, горы, очевидным образом относятся к миру вокруг человека, то же будет справедливо и для Гарри Поттера, Девы Марии, демократий и галлюцинаций. Бестелесные и телесные сферы равно способны производить воздействие на наш мир. Более того, усилия по редукции одного уровня реальности к другому неизменно производят остаток редуцируемой сущности, которая не в полной мере «переводится» посредством редукции: никогда интерпретация сна или исторического события не будет совершенной, да это в принципе не возможно.
Вне философских институций континентальные материалистические и реалистические течения мысли произвели ряд серьезных эффектов через появившиеся интернет сообщества. Это началось в конце 1990х с создания органа по исследованию кибер-культуры (Cybernetic Culture Research Unit - CCRU) – неоднородной группы мыслителей, которые экспериментировали с концептуальным производством, сводя воедино широкий спектр различных течений: футуризм, техно-наука, философия, мистицизм, нумерология, теория сложности, научная фантастика и другое. Креативность и продуктивность этого коллектива в немалой степени определялась формой их взаимодействия за пределами традиционных академических структур.
Примечательно, что в последствии многие из участников CCRU сохранили свою вовлеченность в сетевое сообщество и продолжали двигать философию вперед. Одним из наиболее заметных проектов такого рода был журнал Collapse, который вместе базировавшимся в Ворвике журналом Pli был в авангарде публикаций текстов континентального реализма и материализма. Впервые вышедший в сентябре 2006, Collapse попытался построить своего рода перекресток для новаторских мыслителей широкого спектра дисциплин. Соединяя философию, науку, литературу и эстетику способом, устраняющим границы между предметными областями, Collapse воплотил дух объединения – позволив разнородному набору элементов нащупать резонанс, чтобы получилось нечто совершенно непредвиденное. Как прозвучало в приветствии при открытии журнала «оптимальный результат - если бы каждый читатель Collapse был привлечен только одной статьей, а прочие материалы непроизвольно абсорбировались, как побочный эффект распространения необычной смеси невидимым образом, и производили оплодотворение». В своем третьем выпуске Collapse также воспроизвел текст первой конференции, посвященной движению спекулятивного реализма, гальванизирующего развитие, много сделавшей для привлечения внимания к более широким трендам, представленным в данной книге.
Одновременно с Collapse другим вне-институциональным форумом, ориентированным на концептуальное производство, было сетевое сообщество. Первоначально в 1990х, действуя через почтовые лист-серверы, он-лайн дискуссия постепенно переместилась в блогосферу, с появлением этого медиума в начале нового столетия. В самом деле, каждый из издателей этой книги является автором одного или более философских блогов, и поразительный знак нашего времени – мы никогда не встречались лично. Как может подтвердить всякий участник взаимодействия через блогосферу, это чрезвычайно продуктивная среда для дебатов и экспериментов. Менее формальная природа этой среды способствует мгновенной реакции на исследования, связывает с авторами, представляющими идеи на ранней стадии, идеально обеспечивая прозрачность общения, лишенную всякой мистики.
Отчетливо эгалитарная природа блогов (что невозможно на академических факультетах) открывает пространство для сотрудничества среди различных групп читателей, непредсказуемым образом способствуя формированию идей. Быстрый ритм сетевой жизни также резко контрастирует с длительными периодами ожидания, типичными для реферативных журналов и традиционных издательств. Мгновенная реакция на текущие события, быстрая мобилизация читателей вокруг новых публикаций, перекрестные диалоги по узким темам – всё это обычная жизнь сетевого мира. Некоторые из авторов включенных в настоящий сборник хорошо известны многие годы, но трудно поверить, что некоторые из прочих были бы столь известны, окажись они перед необходимостью ожидания места в учебных программах. Онлайн мир так быстро изменил интеллектуальную среду, что даже кажется, будто это идет такой эксперимент.
Наконец, другим важным вне-интитуциональным пространством для такого творчества стали публикация открытого доступа (open-access publishing). Естественные и социальные науки уже глубоко вовлечены в работу open-access модели, arXiv и Social Science Research Network (SSRN) среди наиболее известных он-лайн архивов по современным исследованиям (ключевые работы часто появляются здесь до выхода в официальных изданиях). Пока философия отстает в создании форума для продвижения новых исследований. Но, кажется, поворот пройден, поскольку число философских изданий открытого доступа и журналов выросло за последние годы, в ряде случаев благодаря поддержке известных имен. Журналы и книги открытого доступа становятся общепринятыми, и возможно лишь дело времени прежде чем философия найдет свой собственный эквивалент arXiv и SSRN.
Не без душка ресентимента история. Попахивает печалькой.
ОтветитьУдалить