Пост-нигилизм: бастарды Ницше уже здесь

На руинах

отсюда

 «Эмансипация для нас есть смысл нигилизма» - Джанни Ваттимо

Что придет на замену нигилизму? Вопрос может показаться нелепым на фоне нынешнего положения вещей. Повсюду традиционалистские, реакционные, локализующие идеологии борются друг с другом, конфликтуют и продолжают колонизацию и ре-колонизацию дискурсивных полей нашей политической и частной жизни. Это неупорядоченная и неравномерно устроенная сфера актуализации затрудняет поддержание хотя бы видимости согласия на всех уровнях. Как в этой ситуации возможна попытка ухватить то, что идёт на смену нигилизму, когда наша культурно-субъективная среда по-прежнему загромождена разлагающимися останками квази-религиозных, религиозных и секулярно-романтических нарративов, так много обещавших, но мало что давших?   Разве не приступили мы к опустошению пространства той мысли, которая привела человека на грань социальной разобщенности и экологического коллапса? Но как возможно поместить себя за грань того, что еще не осуществилось в полной мере? 

Невзирая на видимое запаздывание понимания нынешней сумятицы, последние события – начиная с финансового краха 2008-го, ядерной аварии на Фукусима Дайичи и обострения глобальных изменений климата, и до длящегося всеобщего молчания вокруг оккупации и разрушения социальной структуры Газы и манипулирования протестующими в Фергюсоне, штат Миссури – показали внутреннюю пустоту самых сокровенных западных надежд на демократию, справедливость, человеческий прогресс. Вместо этого мы вошли в такую фазу, где культурно-субъективные условия нигилизма так широко разрослись за пределы всякой локальной философской манифестации, что стали объективными основаниями мироустройства. 

Одновременно, плохо усвоенные уроки научного знания ведут к ощущению полной бессмысленности существования: череда открытий – от дарвинизма, тепловой смерти вселенной, искусственного разума и ограниченности человеческого познания до понижения статуса интроспективного и феноменологического методов исследования мира.

Если нигилизм в  значительной степени направлен на борьбу с традиционными смысловыми структурами, сопровождающуюся утратой определенности, то соображения «науки» об ограниченности  человеческой познавательной способности  коренящейся в бессознательной активности, могут только усиливать нигилистическую тенденцию. Смысл, ценность, истина, действие и сознание, которые рассматриваются как объекты-призраки, обусловленные первичными ассоциациями, по ошибке чаще принимались за онтологические свойства, а не функциональные особенности.

Даже если мы разберемся как работает мозг и разгадаем тайны сознания, то лишь поймём как недалеко мы ушли от наших примитивных собратьев в плане базовых функций и перцептивных способностей. Мы не есть конечная цель творения, как мы сами думали. И во многих отношениях невозможно более утверждать нашу особенность или экологическую необходимость. Вглядываемся ли мы в до-человеческое прошлое или пост-гуманистическое будущее, выносим один очевидно ужасающий урок:  всё было зря. Наше существование не предначертано, а возможно мы не сумеем выжить даже в ближайшие 100 лет. По каким бы крохам ни извлекались самообнадеживающие фрагменты смысла, сочащегося из материи космоса, мы хватаемся за привычные сюжеты, сгорающие на наших глазах,  словно океаны при грядущем взрыве солнца .

Потому на вопрос что придет после нигилизма подмывает дать ответ – уныние. От трансцендентальной основы правил и ценностей остался лишь пепел; наша рациональность, как оказалось, изъедена систематическими ошибками и, что становится болезненно ясным, скорее всего является функциональным заблуждением. Может отчасти в этом причина массовой депрессии и беспокойства сегодня: обращая эту аффективную приверженность  губительной истине в патологию, отрицание делает возможным не прекращать движения. Но задаться вопросом – «что потом?» также означает спросить «что остаётся?».


В мире после нигилизма людно. Что скрывается под нашими бредовыми зомби-фантазиями и мифологиями – это бессчетные чувственные тела. Что выходит на свет – это мир, составленный из материальных сущностей, находящихся в энергетическом взаимодействии, связанных мириадами сетей экологического метаболизма.

Тела сталкиваются и обмениваются непосредственно, через и сквозь друг друга, и это можно понимать как транс-телесность. Важным при таком взгляде является то, что хотя наша когнитивность остается ненадежной, подверженной мифо-творчеству, мы тем не менее располагаем телесной премудростью, здравомыслием наших тел, которые сущностно сцеплены с миром, будучи структурированны и координируемы как телесные сборки (assemblages).

Понятие транс-телесности (transcorporeality), которое мы заимствуем у феминистки-материалистки, философа Stacey Alaimo, должно помочь структурировать динамику этого мира, дать нам онтологию. Транс-телесная реальность собирает наши тела, которые так плотно сплетены друг с другом, что возможность материального контакта вещей, потоков, отношений и возбуждений – и неважно человеческие они или не-человеческие, геологические или машинные, животные или информационные – сохраняется как природное условие. Нас более не занимает философский вопрос - возможно ли знать реальность «саму по себе»: материально и опосредованно мы всегда уже состоим в телесном контакте с реальностью, даже если наш феноменальный опыт и когнитивные системы неспособны воспринять этот контакт надлежащим образом.

В этом мире тела предстают скорее хореографической активностью чем статичными объектами, они всегда открыты друг-другу и сочетаются в этой активности. Ваше тело в существенной части есть экспрессия генов и их органического машинного кода, морфология, откликающаяся на природные и урбанистические воздействия, чувствительная к практическим потребностям, незнакомым бактериям, климатическим условиям, солнцу, как и массе других тел в диапазоне от микроскопического до вселенского. Они состоят в ритмических сочетаниях, синхронизирующихся и диссонирующих, проникающих и пронизываемых, встраиваемых и возникающих из сложных скоплений стремительных и холодных ритмов, движений, требований и желаний. … Помимо всего отсюда проистекает их пластичность и уязвимость. "После нигилизма" возникают телесные воплощения, которые открыты вибрирующим воздействий среды, проявляющей совершенно неуёмную дикость, с которой мы взаимодействуем  на равных с другими телами, даже если и производим различный эффект. Чтобы совладать и уживаться с дикостью бытия нам следует раз и навсегда покинуть мавзолей смыслов и отвергнуть их тео-тиранию. Как борющиеся существа мы должны избежать собственного овеществления чтобы включиться в практику пост-нигилизма - в эко-логистику следования этим ритмам и действиям, их повторяющимся совокуплениям и разбеганиям - и принять ответственность за наш способ сожительства рядом и вместе с другими телами.

Такой «прагматизм мутанта», конечно, признаёт действенность культивации плотской этики и телесной политики чувственных тел, способных уйти от всякого эссециализма, любого магического мышления и предаться неприкрытой, пористой материальности мира. Смерть Бога – это абсолютное освобождение; эта печаль являет собой скорбь о мире, лежащем в руинах, который надлежит покинуть. Мы – бастарды Ницше.

Мы замучены этими разговорами о «жизни в конце времен», парализующими мысль и действие. Пост-нигилистическая практика отвергает уныние нигилизма, как и близорукую комфортность пред-катастрофической идеологической ясности. Мы уже пережили крушение возможной достоверности факта,  которому R. Scott Bakker дал имя «семантический апокалипсис», уже началась экологическая катастрофа: и в этом смысле мы уже живём после конца света. И посреди продолжающихся споров о том как реанимировать распадающийся мир, который отказывается умереть, мы начинаем просеивать руины, поскольку только на руинах возможно новое начало.

Это только набросок содержания возможной пост-нигилистической практики. Тенденция пост-нигилизма не столько разработанная позиция, сколько  точка покидания. Продолжают рождаться варианты этой тенденции. Вот, к примеру «Группа-из-лесу»…, которая независимым образом конкретизирует запрос на пост-нигилистскую практику в своей дискуссии о тактике и стратегиях Катастрофического Коммунизма (Disaster Communism). Их подходом является экологическая политика, разделяющая родовое сходство с нашей позицией. Другая альтернатива - транс-пессимизм, который равным образом предстаёт пост-нигилистической практикой: мысль, что человеческий вид должен исчезнуть становясь чем-то радикально пост-человеческим.