Франко "Бифо" Берарди: Третье Бессознательное

 

 

"Третье Бессознательное. Психосфера вирусной эпохи" вышла в издательстве Verso в октябре 2021. Ниже - Предисловие к ней.

Предметом книги является происходящая мутация социального Бессознательного. Я исхожу из той перспективы, в которой мы сегодня пребываем: исторический порог маркируется вирусной пандемией и катастрофическим коллапсом капитализма. С этого порога возможно разглядеть впереди горизонт хаоса, истощения и тенденции к к вымиранию.Эта мутация прекрасно описана японским философом Sabu Kosho. В своей книге «Радиация и революция» (2020) Kosho пишет с безнадежной ясностью: «Рассуждая философски, видим онтологический переход от диалектики к имманентности — от тотализации, производимой капитализмом и государством, к вездесущности сингулярных событий. В этом сдвиге кроется перспектива планетарной революции, которая должна схватываться как распад Мира и переоткрытие Земли".
Концепции, возникающие из понимания апокалипсиса Фукусимы 2011 года у Sabu Kosho , являются ключевыми для интерпретации глобальных апокалипсисов 2020 года: повсеместное, неудержимое распространение источника деградации (радиация, вирусы), эрозия всех символических и политических порядков и возвращение давно отвергаемой Земли. Terra, определяемая Делёзом и Гваттари как великая детерриториализированная, вновь утверждает себя и сметает жалкую власть политики силой цунами, лесных пожаров, вирусных эпидемий.
Думаю, что философия и психоанализ, воздерживаясь от паники, попыток защититься от хаоса, должны сделать горизонт хаоса и исчерпания отправной точкой своих размышлений. Всё подлежит переопределению, в особенности происходящее в интимном пространстве желания, эмоций, страха. Бессознательное — это царство без истории, без порядка следования, где нет "до и после": ведь невозможно написать «Историю бессознательного». Но можно описать историю психо-сферы общества, и в этом смысле можно говорить о «третьем» Бессознательном: третьей форме, принятой Бессознательным в ментальной сфере позднего модерна.  
«Первая» фаза была исследована Фрейдом, который рассматривал Бессознательное как темную сторону хорошо обустроенной рамки  Прогресса Разума. Наука, образование, усердие были столпами общественной жизни модерна. Брак, моногамия и нуклеарная семья лежали в основании частной жизни своего времени. 
В «Недовольстве культурой» (1930) Фрейд утверждал, что социальная нормальность требует высокой степени отказа от желания или подавления Trieb  (сексуального влечения и инстинктов). Буржуазная форма «нормальности», доминировавшая в начале двадцатого века, порождала особую форму страдания, которую Фрейд назвал «неврозом». Чтобы заняться повседневными делами, человеку модерна надлежало отвергнуть, подавить и даже забыть свои сексуальные влечения — и такое изъятие было патогенным. Невроз был основной формой этой патологии. 
Общая рамка изменилась в последние десятилетия двадцатого века, когда акселерация информационной сферы и усиление нервной стимуляции (интернет-коммуникация и культурная глобализация) поставили под угрозу системное вытеснение желания и психопатологический режим невроза.
Первую интуицию такой трансформации психокультурного ландшафта можно найти в «Анти-Эдипе» Делёза и Гваттари. Это книга, которая ознаменовала переход от структурализма к креативно-ризоматической мысли, но также концептуально открыла заполненный желаниями ящик Пандоры, предвосхитив таким образом неолиберальную гипер-активность энергии желаний разъятых с наслаждениями. 
В «Анти-Эдипе» Делёз и Гваттари отвергают идею о том, что Бессознательное - что-то вроде хранилища переживаний, которые мы не хотим ни видеть, ни вспоминать, ни привносить в нашу сознательную жизнь. Бессознательное — это не театр, а лаборатория: бессознательное — магматическая сила, непрестанно порождающая новые возможности воображения и опыта.
Сегодня, через пятьдесят лет после выхода «Анти-Эдипа», можно прочитывать творческую мысль Делёза и Гваттари как неоднозначный (чрезвычайно двусмысленный и чрезвычайно богатый смыслами) проброс в направлении обоюдоострого будущего: утопического будущего «освобождения желания» и антиутопического будущего неолиберального капитализма, где желание прославляется как импульс к потреблению, конкуренции и экономическому росту, а наслаждение постоянно откладывается. Вся медиа-система была мобилизована, чтобы продвигать обещания удовольствия, но это ускорение потоков информации перегрузило способность человеческого внимания, тем самым постоянно отодвигая возможность наслаждения, которое в конечном итоге стало недостижимым. Этот социальный режим привел к формированию нового психопатологического режима, характерного для последних десятилетий: эпохи паники, депрессии и, в конечном счете, психоза.
Паника означает осознание избытка возможностей, интуитивное ощущение недоступного объема наслаждения. Человек впадает в панику, ведь перед ним избыток наслаждения, которое он не может испытать в реальности. Паника — способ бегства от депрессии, а депрессия — это утешающее возвращение из панического трипа. Такова внутренняя осцилляция пост-невротической психосферы. В эпоху Второго Бессознательного невроз больше не является основным видом психического страдания. Поскольку взрыв бессознательного ведет к состоянию нервной гиперстимуляции и психологической фрустрации, место невроза занимает психоз. 
Ризоматический вихрь сетевого опыта извлекает из самости бессознательное, которое Фрейд определяет как Innere Ausland (внутренняя чужбина), экстернализируя его до точки психотического взрыва. Я называю «семио-капитализмом» эту связь аккумуляции, семиотического производства и нервной стимуляции.
Гваттари полагает, что шизофрению следует рассматривать как состояние свободного производства смысла. По его мнению, шизоид становится ключевой фигурой в приключении освобождения, творчества и знания. Но это лишь освобождающая сторона ускорения. Здесь есть и  сторона другая, которую Жан Бодрийяр обличает в работе «Символический обмен и смерть» (1976): головокружительное ускорение нервной стимуляции (обольщение, симуляция, гиперреальность) идет рука об руку с неолиберальной глобализацией, провоцируя расстройство сферы опыта. 
Психопатология семио-капитализма характеризуется тревогой, расстройством внимания и паникой. Депрессия является конечным симптомом семио-капиталистического режима: интенсивность социального и эмоционального ритма становится невыносимой, и единственный способ избежать страданий — разорвать связь с желанием, а, следовательно, и связь желания с реальностью. Сегодня, в третьем десятилетии нового века, похоже, что фаза Второго Бессознательного подходит к концу. Думаю, мы вступаем в новую психо-сферу, где начинает обретать форму Третье Бессознательное. 
Будьте начеку: форму этого нового царства Бессознательного нелегко определить; и трудно предсказать, потому что эволюция психосферы нелинейна. В психосфере нет детерминизма; нет карты Внутренней Чужбины, потому что, как утверждает Фрейд, Бессознательное не имеет последовательности и логики. Поэтому мы не можем точно знать, в каком направлении будет развиваться ментальный ландшафт, какую эволюцию запустит пандемия Covid-19, соединяясь с широкомасштабным экономическим и социальным коллапсом. 
Когда я говорю о Третьей эпохе Бессознательного, то имею в виду открытое будущее, которое будет сформировано нашим сознанием, нашими политическими действиями, нашим поэтическим воображением и терапевтической деятельностью, которую мы сможем развить в течение такого психо-перехода.
Несмотря на эти необходимые оговорки, уже возможно наметить некоторые условия происходящего психо-сдвига. 
Мы уже на пороге: он возник с приходом коронавируса в пространство нашего коллективного сознания. Этот био-инфо-психо-вирус необратимо меняет нашу социальную проксемику (представления о социальной дистанции), наши аффективные ожидания, наше бессознательное. Хотя перспективы этой продолжающейся мутации все еще размыты, некоторые её общие черты уже понятны и охватываются нашим полем зрения. 
Во-первых, близость тел становится проблематичным моментом, и ее сохранение как элемента нашей социальной жизни все больше подвергается опасности. 
Во-вторых, распространение страданий в эпоху пандемии (не только медицинских, но и экономических, социальных и, в конечном счете, страданий душевных) уже становится настолько невыносимым, что доминирующей может стать форма иммунизации, направленной на эмоции: аутизм и алекситимия (нераспознаваемость собственных эмоций) могут занять место в деградации психосферы, как интериоризация равнодушия к эмоциям чужим, а возможно, и к собственным. То, что я описываю в этой книге — это не четко прочерченный путь мутации, а магматическое поле возможностей в ландшафте встревоженности. 
В первой части «На пороге» речь идёт о последствиях вторжения коронавируса в пространство коллективной чувственности и коллективного воображения.
Во второй части, «Психо-сфера, которая надвигается», делается попытка осмыслить различные (даже расходящиеся) тенденции, вписанные в происходящую психо-мутацию, затрагивающую сферы сексуальности, социальной проксемики и желания.
В завершающей третьей части, «Становление Ничем», я намечаю пейзаж столетия, каким он мне представляется с точки зрения настоящего: состарившийся мир, истощение и физических, и нервных ресурсов, вымирание как тренд нашего времени. Только новая динамика воображения способна рассеять этот вероятный горизонт. 
Однако, если речь идёт о новом горизонте Бессознательного, еще раз следует вспомнить, что Бессознательное — это не хранилище, а лаборатория. Самый насущный вопрос не в том, что именно Бессознательное воспринимает или проецирует из себя. Вопрос в том, как Третьему Бессознательному отыскать выход из собственных кошмаров?