Леви Брайант и Грэм Харман

Попытка различения позиций

Фрагмент из интервью с Леви Брайантом, опубликованный в его блоге, где он касается различий между «онтикологией» и объектно-ориентированной онтологией (ООО)  Грэма Хармана.

Вопрос: Грэм Харман утверждает, что главное различие между его версией объектно-ориентированной онтологии и вашей ΄онтикологией΄ состоит в том, что вы отвергаете  заместительную (или непрямую) причинность, стоите на позиции что реальные объекты не имеют свойств, и избегаете всякого различения между чувственными объектами и чувственными свойствами. Согласны ли вы с разграничениями по Харману и как вы располагаете  вашу ΄онтикологию΄ относительно ООО?

Встреча с Харманом очень важна для меня, она направила моё внимание на весь мир, мир вещей и различий, которые они производят, у меня появилась смелость приступить к собственной философской работе, которая до того оставалась на уровне нескончаемого комментирования других мыслителей. Я никогда не мог определить, являются наши философские различия сущностными или они просто есть результат разных лингвистических артикуляций. Как однажды сказал Делез, философы всегда неверно понимают друг друга.

Харман утверждает, что реальные объекты никогда не касаются и не относятся друг к другу, они как бы помещены в «вакуумную упаковку» и всегда отгорожены стеной. Признаюсь, этот тезис я не вполне понимаю. Он будто утверждает, что реальные объекты никогда не касаются друг друга, а  сталкиваются друг с другом лишь на уровне своих чувственных объектов. Однако, мне это представляется равносильным утверждению об отношении без отношения. Я же полагаю, что они действительно связаны. Его аргумент предполагает утверждение, что реальный объект никогда не встречается с полнотой другого объекта. Тем не менее я испытываю трудности с пониманием того, почему это справедливо для вопроса о причинности и отношении. Представим следующую диаграмму:

Треугольники ACD и BCE есть различные сущности, но, тем не менее, имеют отношение в точке С. Ясно, что они не относятся непосредственно во всех точках, но почему это должно вынудить нас заключить, что между ними нет реального отношения и что они не касаются? Именно этого я не могу понять. 

По моему мнению, объекты это сущности, разделенные или расщепленные между своим особым виртуальным существованием и своими локальными манифестациями. Когда Харман говорит, что я полагаю, будто объекты не имеют свойств (на самом деле это неточное описание моей позиции ), то он ссылается на измерение определенной виртуальной сущности (virtual proper being) в онтологии, применительно к онтологии которую я предлагаю. Определенная виртуальная сущность объекта слагается из его способностей или потенциалов. Я утверждаю, что объекты в своей сути определяются своими способностями; это то, что Спиноза называл «аффектами». Способности это не особые свойства, но возможности производить качества и действия. Возьмем, к примеру, цвет. С изменением условий освещенности вы заметите, что оттенки цвета объекта также меняются. Красный цвет мяча моей собаки неодинаков, это все разновидности оттенков красного. Если он находится в тени, то это глубокий красный цвет, почти как цвет кирпича. Когда он лежит солнце, тогда мяч блестящий, ярко красного цвета. Когда освещения нет, его цвет становится серым или черным. Эти различные цвета есть то, что я отношу  к «локальным манифестациям». Мы можем наблюдать нечто похожее со свойствами железа в зависимости от температуры. В условиях нагревания железо становится ковким, а если продолжить нагревание оно становится жидким. При очень низких температурах оно становится хрупким и легко дробится. Таковы локальные манифестации железа.

Возвращаясь к примеру с цветом, можно представить людей, рассуждающих какой цвет у мяча  на самом деле. Они бы говорили, что в темноте цвет мяча скрыт. Это примерно то же самое, когда стул находится в комнате даже если никто не может его видеть при закрытых дверях и опущенных занавесках.

Моя гипотеза совершенно иная. Никакой из этих цветов (качеств) не является подлинным цветом мяча, поскольку цвет есть событие, происходящее с объектом при определенных условиях в результате взаимодействия с различными длинами световых волн. В этом отношении моя онтикология может именоваться «интерактивизмом». Качества производятся в объекте двумя путями: через взаимодействие объекта с окружающим миром или через внутреннюю активность, происходящую в объекте.

В случае цвета это будет взаимодействие качеств поверхности мяча с длинами волн света. Мяч действительно серый, когда свет гаснет, поскольку нет взаимодействия с длинами волн света, которые производят оттенки красного. В случае железа взаимодействие происходит с температурами. Это наблюдение вынуждает меня сказать, что существование объекта не в его качествах (локальных манифестациях), а скорее в его способностях или в том, что он может делать. Мяч не определяется своим цветом, поскольку фактически он может иметь множество различных цветов в зависимости от обстоятельств. Скорее он определяется своей способностью производить цвета. Способности всегда существенно шире, чем любые специфические свойства, которые может иметь объект. И, конечно, подразумевается, что объекты могут приобретать и терять способности в результате взаимодействия с другими сущностями. При многократном сгибании железо может утратить прочность, поскольку его кристаллическая структура меняет форму.

Я надеюсь, что интерактивизм может содействовать нашему движению к более экологичной чувственности. Здесь я определяю экологию не как изучение природных экосистем, а скорее как исследование отношений и взаимодействий между сущностями и теми различиями (локальными манифестациями) которые производятся этими взаимодействиями. Мне интересно как ведут себя сущности под воздействием специфических обстоятельств. В этом смысле я полагаю, что предлагаемая мной онтология движется в направлении противоположном Харману. Там, где его онтология изъятия фокусируется на отрыве сущностей от их отношений, меня интересует, что происходит, когда сущности взаимодействуют друг с другом. Один урок, который я надеюсь дать, в  том, что мы никогда не знаем, на что способен объект, поскольку итог взаимодействия способностей или возможностей шире чем специфические свойства, он всегда может произвести неожиданные качества и действия в результате взаимодействия с другими сущностями в новых обстоятельствах.

В своей статье для Humanities Review, где Харман описывает различия между нашими онтологиями, он намечает другую линию критики. Он пишет:

Для него (для Л.Б), когда объект приобретает специфические конфигурации в конкретных обстоятельствах, он производит «локальную манифестацию». Но какова локальная манифестация, например, яблока? Является ли мой взгляд на яблоко с запада той же манифестацией, что и ваш взгляд с востока, или они различны?

Я нахожу этот вопрос примечательным, поскольку, как я полагаю, локальная манифестация это не локальная манифестация для кого-то или чего-то. Локальная манифестация это не вид объекта, а событие, которое происходит в самом объекте. Например, способ, которым слон взаимодействует с яблоком на дереве с западной стороны, это не локальная манифестация яблока. Это на самом деле локальная манифестация слона (т.е. переживание слона есть результат всех видов неврологических процессов, происходящих в нём при этом взаимодействии со средой). Яблоко есть то, что оно есть безотносительно того, взаимодействует ли оно с другой сущностью с востока, запада, севера, юга, сверху или снизу. Скорее, локальная манифестация яблока будет чем-то вроде качественных изменений, имеющих место  в результате био-химических процессов, которые яблоко претерпевает во взаимодействии со средой в своём созревании. Мягкость очень спелого яблока не является манифестацией для кого-то еще. Это будет иметь место безотносительно внимания к яблоку со стороны любой другой сущности. Скорее, это качественная особенность самого объекта, происходящая из претерпеваемого им становления.

Невзирая на наши различия, деятельность Хармана является для меня замечательным стимулом. Хотя я не разделяю его способ различения между  реальными и чувственными качествами объектов, а также его теорию замещающей причинности, я тем не менее согласен, что объекты могут быть отлучены от их отношений. Этот тезис, что отношения не являются внутренними для объектов, привел меня к интерактивизму и, парадоксальным образом, к более экологичному стилю мышления. Кроме того, я благодарен мысли Хармана, которая сработала как катализатор для пробуждения Континентальной мысли. Долгое время бытовало ощущение, что Континентальная мысль в застое, в стагнации. Мысль Хармана сыграла ключевую роль в перезапуске дискуссий и концептуального творчества, развернув поле теории от бесконечного комментирования в сторону философских проблем.