///: Жижек в поисках Господина: Мечта о левой Тэтчер

The simple courage ofdecision: a leftist tribute to Thatcher

Slavoj Zizek 17 April 2013

Нам сегодня нужна левая Тэтчер: лидер, который бы воспроизвел тэтчеровский жест но в противоположном направлении, преобразуя всё пространство исходных постулатов, разделяемых нынешней политической элитой.

Призрак фашизма?

На последних страницах своего монументального труда о Второй Мировой Войне Уинстон Черчилль размышляет над тайной военного решения: после того, как специалисты (экономические и военные аналитики, психологи, метеорологи) завершат свои исследования, кто-то должен предпринять простой и потому наиболее трудный акт преобразования этого сложного множества в простое «Да» или «Нет». Мы атакуем - мы продолжаем ждать… Этот жест, который не может быть полностью рационально обоснован, есть жест Господина. Эксперты должны представлять ситуацию во всей своей сложности, Господин упрощает её до момента принятия решения.

Господин особенно нужен в ситуациях глубокого кризиса. Функция Господина – установить решающее разделение – разделение между теми, кто хочет продолжать действовать в старых условиях и теми, кто сознаёт необходимость перемен. Такое деление, а не оппортунистический компромисс, являет единственный путь к подлинному единству. Возьмем пример, который совершенно прост: Франция в 1940. Даже Жак Дюкло, второй человек Французской компартии, признал в приватной беседе, что если бы в данный момент во Франции состоялись свободные выборы, победил бы маршал Петэн с результатом в 90% голосов. Когда Де Голль, в своём историческом поступке, отказался признать капитуляцию немцам и продолжил сопротивление, он утверждал, что именно он, а не вишистский режим, выступает от имени настоящей Франции (от имени самой Франции, а не только от имени «большинства французов»!). То что он говорил, было совершенной истиной, даже если «демократически» это было не только нелегитимно, но явно противоречило мнению большинства французского народа.

Маргарет Тэтчер, леди, которая не сворачивает, была таким Господином, следуя своему решению, которое сначала воспринималось как безумное, но затем постепенно возвышало её сингулярное безумие до общепринятой нормы. Когда Тэтчер спросили о её важнейшем достижении, она кратко ответила: «Новый труд». И она была права: её триумф был таким, что даже политические враги позаимствовали её базовые экономические установки – подлинный триумф это не есть победа над врагом, он приходит, когда сам враг начинает говорить на твоём языке, так что твои идеи формируют основания для всего поля.

Итак, что сохраняется сегодня в качестве наследия Тэтчер? Неолиберальная гегемония отчетливо трещит по швам. Тэтчер, возможно, была единственным истинным тэтчеристом – она несомненно верила в свои идеи. Сегодняшний неолиберализм, напротив, «только воображает, что он верит в себя и требует, чтобы мир воображал то же самое» (цитируя Маркса). Если кратко, сегодня цинизм открыто себя демонстрирует. Вспомним суровую шутку из фильма Любича Быть или не быть: на вопрос о немецких концентрационных лагерях в оккупированной Польше ответственный нацистский офицер парирует: «Мы осуществляем концентрацию, а поляки делают лагеря».

Не это ли происходило при банкротстве компании Энрон в 2002 (как и при последующем финансовом кризисе), что может быть интерпретировано как вид ироничного комментария к идее общества риска? Тысячи работников, потерявших свои места и сбережения безусловно были подвергнуты риску, но без всякого действительного выбора – риск явился им как слепая судьба. Напротив, те, кто фактически понимал эти риски и возможности вмешательства в ситуацию (топ-менеджеры), минимизировали свои риски, обналичив свои бумаги и облигации до банкротства – т.е. верно то, что мы живем в обществе рискованного выбора, но некоторые (менеджеры с Уолл стрит) имеют выбор, тогда как другие (обычные люди выплачивающие ипотеку) имеют риск.

Одним из странных последствий финансового кризиса и мер по противодействию ему (огромные суммы денег в помощь банкам) было возвращение работ Айн Рэнд, которая ближе всех подошла к идеологеме радикального капитализма «жадность есть благо» - продажи её magnum opus Атлант расправил плечи снова рванули вверх. Согласно некоторым сообщениям, уже есть признаки, что сценарий, описанный в книге – сообразительные капиталисты сами выходят на стачку – уже состоялся. Джон Кэмпбелл, республиканский конгрессмен, сказал: «Добившиеся успеха выходят на забастовку. Я вижу, пусть небольшой, протест людей которые создают рабочие места … которые отворачиваются от своих амбиций, поскольку они видят, как могут от этого пострадать». Абсурдность этой реакции в том, что она совершенно переворачивает ситуацию: большая часть гигантских сумм финансовой помощи следует непосредственно разрегулированным «титанам» Айн Рэнд, которые потерпели неудачу со своими «креативными» схемами и по сути привели к кризису. И теперь не великие креативные гении помогают простым ленивым людям, а обычные налогоплательщики помогают неудачливым «креативным гениям».

Другой аспект наследия Тэтчер, раздражающий левых критиков, это её «авторитарная» форма лидерства, недостаток ощущения демократической координации. Однако, здесь ситуация гораздо сложнее, чем может показаться. Продолжающиеся народные протесты по всей Европе сходятся в наборе требований, которые, в своей предельной спонтанности и определенности формируют вид «эпистемологического затруднения» на пути к верной конфронтации с продолжающимся кризисом нашей политической системы. Фактически, это прочитывается как популяризированная версия делезианской политики: люди знают чего хотят, они способны это раскрыть и сформулировать, но только через собственную непрерывную вовлеченность и деятельность. Потому нам необходима всеобщая действующая демократия, а не просто представительная демократия со своим электоральным ритуалом, который каждые 4 года прерывает пассивность избирателей; нам нужна само-организация масс, а не централизованная ленинистская партия со своим лидером, и т.д.

Этот миф о не-представительной прямой само-организации, который является последней ловушкой, глубочайшей иллюзией, которая должна пасть, и от которой наиболее трудно отказаться. Да, во всяком революционном процессе бывают экстатические моменты групповой солидарности, когда тысячи, сотни тысяч, совместно оккупируют публичное пространство, как площадь Тахрир два года назад. Да, есть моменты интенсивного коллективного участия, когда локальные сообщества спорят и принимают решение, когда люди живут как бы в постоянной чрезвычайной ситуации, беря всё в свои руки, не имея лидера над собой. Но такие состояния не длительны, и «усталость» здесь не просто психологический факт, но категория социальной онтологии.

Огромное большинство – включая меня – хочет быть пассивным и полагаться на действенный государственный аппарат, чтобы гарантировать плавное движение всего социального устройства, так, чтобы я мог мирно заниматься своим делом. Уолтер Липпманн писал в «Общественном мнении» (1922), что толпа граждан должна управляться «специализированным классом, интересы которого выходят за пределы локальности» - этот класс элиты должен действовать как машина знания, которая обойдёт главный дефект демократии, невозможный идеал «все-компетентного гражданина». Вот так наша демократия и действует – по нашему согласию: в том, что говорил Липпманн, нет тайны, это очевидный факт; тайна в том, что зная это, мы участвуем в игре. Мы действуем, будто мы свободны и свободно принимаем решение, молчаливо не только соглашаясь, но даже требуя, чтобы этот незримый судья (вписанный в самую форму нашей свободы слова) сказал нам, что надо делать и думать. «Люди знают чего хотят» - нет, они не знают, и не хотят этого знать. Им нужна хорошая элита, вот почему правильный политик не только защищает народные интересы, но через него люди открывают, чего они «действительно хотят».

Касаясь молекулярной само-организации масс против иерархического порядка, поддерживаемого ссылкой на харизматичного лидера, заметим ироничность того факта, что Венесуэла, страна вызывавшая восхищение многих за свои попытки разработать формы прямой демократии (местные советы, кооперативы, фабрики в управлении рабочих), но также и страна, президентом которой был Уго Чавес, сильный харизматичный лидер, если он был именно таким. Это как если бы здесь сработал фрейдистский закон переноса: чтобы отдельным людям «выйти за свои собственные пределы», взломать пассивность представительной политики и вовлечь себя как непосредственных политических деятелей, необходимо обращение к лидеру, лидеру, который позволяет им вытянуть себя из болота подобно барону Мюнхгаузену, лидеру, который «предположительно знает» чего они хотят. Это именно тот смысл, на который недавно указал Ален Бадью, - как горизонтальные сети подрывают классического Господина, но это одновременно порождает новые формы доминирования, которые гораздо сильнее, чем классический Господин. Тезис Бадью в том, что субъект нуждается в Господине, чтобы возвысить себя над «человеческим животным» и быть верным Истине-Событию:

«Господин это тот, кто помогает индивиду стать субъектом. То есть, если принять, что субъект рождается в напряженности между индивидуальным и всеобщностью, тогда очевидно, что индивид нуждается в посредничестве, т.е. во власти, чтобы двинуться по этому пути. Необходимо заново рассмотреть место господина – неверно, что кто-то может действовать без него, даже, и особенно, в перспективе освобождения».

Бадью бесстрашно противопоставляет необходимую роль Господина нашей «демократической» чувствительности: «Важнейшая функция лидеров не сочетается с преобладающим демократическим настроением, вот почему я вступаю с ожесточенную борьбу с этим настроением (а после всего займемся идеологией)».

Мы должны бесстрашно следовать этому совету: чтобы действительно пробудить индивидов от их догматической «демократической дремоты», от их слепого доверия институциализированным формам представительной демократии, недостаточно призывов к прямой само-организации: требуется новая фигура Господина. Вспомним знаменитые строки из Артура Рембо «К разуму» (A une raison):

Барабана задев своим пальцем кожу тугую, изверженья созвучий ты вызываешь , гармонии новой начало .

Сделаешь шаг, и новые люди для марша восстанут.

Поворот головы: новая любовь!

По существу, в этих строках нет ничего «фашистского» - главный парадокс политической динамики в том, что Господин нужен, чтобы вытянуть индивидов из болота их инерции и мотивировать к преодолевающей себя освободительной борьбе за свободу.

среда, 17 апреля 2013 г.