ЭТИКА СЕБЯ: Фуко и Лакан (взгляд А.Смулянского)

На публикацию перевода статьи  О'Салливана http://s357a.blogspot.com/2012/04/blog-post_18.html Александр Смулянский отозвался развернутым критическим пассажем, который следует ниже

Только сейчас заметил, какая кошмарная путаница царит в аргументации переведеной Вами статьи Саймон о'Сэлливана "ЭТИКА ЛАКАНА И «ЗАБОТА О СЕБЕ» ФУКО". Начинается она с момента, где этот человек пытается "защитить" Фуко от несправделивостей, допущенных публикой в подходе к его концепту "эстетик существования":

цит. "...Фуко выдвигает ряд гипотез об этом изменении этики и, особенно, о продолжающейся клевете в отношении «заботы о себе», которая имеет место с тех пор. Во-первых... это этическое предписание заботы о себе провозглашает – для современного восприятия – что-то похожее либо на индивидуалистский и эго-центричный «моральный дэндизм», либо на «весьма меланхолическое и печальное проявление исключения индивида. (Но) Фуко обращает внимание, что исходно предписание заботы о себе имело не эти негативные коннотации (эгоизм и исключение), а исключительно позитивные».

Все это так, но логика, с помощью которой Салливан продолжает вслед за самим Фуко обелять Фуко представляется дьявольским извращением, злонамеренно направленным против того, что на самом деле требовалось сказать в защиту понятия "заботы о себе". Так, когда требуется все же объяснить, в чем особенности современного принципа "заботы", Салливан обращается к точно такому же "заезженному" публикой и вполне "клеветническому" противопоставлению античного и современного человека по линии разрыва между "античным идеалом заботы о себе" и "современной ставки на знание и власть".

цит. "Главная причина поворота является скорее философской и связана с субъектом и истиной, и, фактически, с тем как понимается сама истина. По сути Фуко выделяет особый «картезианский момент», в котором практики «заботы о себе» подменяются практиками знания, что позднее было понято как нечто несомненное для чувств и самого субъекта. Т.е. это есть утверждение само-очевидности как источника истины. Можно сказать, что таким образом на место мудрости (благоразумия) помещается знание".

Все это делается автором вопреки собственному утверждению Фуко о том, что "техники себя" (как всё то, что субъект, продолжая свою субъективацию, проделывает по отношению к себе) являются более общим принципом по отношению к ситуации современности и включают ее в себя. Иными словами, вместо того, чтобы отвергать неправильно вычитанное публикой абсолютное противопоставление "мудрого" субъекта духовной античности "знающему" и "дисциплинарному" современному субъекту, Салливан именно с помощью этой ложной антиномии и пытается объяснить, почему нынешняя "забота о себе" выглядит так сомнительно и куце. Не видя этого момента, автор вынужден продолжать как-то выкручиваться и оправдывать этот сомнительный "дендистский концепт" эстетик существования совершенно побочными средствами, что еще больше увеличивает его сомнительность.

Весь этот поразительный дискуссионный поворот закрепляется полным невниманием автора к самому главному и даже употребленному в приведенном отрывке слову - "истина", которое для самого Фуко является рабочим понятием и единственным критерием заботы о себе. Вместо того, чтобы просто опереться на открыто сделанное Фуко предложение считать "заботой о себе" любую практику, в которой происходит постановка вопроса об истине, Салливан, формально признавая это определение, все же продолжает допускать какую-то порчу в постановке этого вопроса в современном периоде, некую неправильность, какое-то субъектное злоупотребление, после которого все пошло насмарку и закончилось, говоря иронически, "этим вашим Холокостом и ужасами биополитики".
Вся эта душная картина самообвинения не имеет ни малейшего смысла в гораздо более ясной и отчетливой картине самого Фуко, который как раз НЕ утверждает того, что деятельность знания имеет какое бы то ни было отношение к функции истины. Искать эту функцию следует как раз-таки в других явлениях и вещах, которых сегодня довольно много и которые по большей части связаны с практиками социально-критического сопротивления, где только и возможна постановка вопроса о знании на месте истины (таким образом единственное возможное сращение с Лаканом автором тоже оказалось непоправимо прошляпленным).
Таким образом, "всей современности" целиком нельзя поставить никакого пошловатого диагноза в духе "забвения древней мудрости". Но также невозможной становится возня с "эстетиками индивидуального существования" в старом и уже непоправимо опороченном смысле этого термина. Необходимым становится, напротив, выяснение тех мест и состояний современности, где, вопреки пластичности "знания", встает проблема своебразной необратимости перспективы - там и следует искать следы возможного присутствия заботы о себе. Ввиду этого многочисленные содержащиеся в статье аналогии в духе "Т.е. у Фуко происходит то же что и у Лакана" остаются чисто риторическими ни к чему не обязывающими замечаниями.