Собирая Левых/Assembling the Left
Уильям И. Коннолли (William E. Connolly) известный приверженец демократии и плюрализма.
Обозначил плюрализм как политическую цель, последовательно отстаивая его
позитивную роль.
Эта статья была опубликована в 1999 г.
Для демократических левых вполне нормально переживать
трудные времена. Однако, сегодня ситуация нормальней чем обычно. Феминистки,
геи и лесби, и множество этнических/национальных движений достигли в ряде стран
успехов, хоть и не всегда убедительных. Но усилия по снижению экономического
неравенства, защите занятости, обеспечению сносной работой выпускников школ
создают сеть защищенности для нижних слоёв, ограничивают капиталистическое
хамство и защищают окружающую среду, которой тоже приходится нелегко.
Можно привести различные объяснения такой ситуации: тень,
падающая на левых по причине экономического провала и авторитаризма
коммунистических режимов, хотя демократические левые были весьма критичны в
этих вопросах; возвращение наивной веры в рынок у многих, кто циничен в
отношении способностей государства; глобализация непредсказуемости (как это получается
с глобальным потеплением, мощью ураганов, гражданскими войнами, пагубностью финансовой
системы и диктатом рынка) делает еще
более трудным обретение государства, поддерживающего общее благосостояние в
пределах своих границ; нарастание религиозного и национального фундаментализма;
разрушение идентичности, ощущаемое многими «белыми» представителями рабочего
класса по мере их вовлечения в новые социальные движения в защиту геев,
феминисток, другими национальностей; повторяющиеся скандалы и все-народные
разборки, заполняющие время масс-медиа, уводя в сторону от вопросов, требующих
более длительного временного горизонта; и отступление в академической сфере к
более консервативным установкам либерализма, охотно ограничивающего возможные
перспективы культурной экономией и экономической культурой.
Я чувствую, что все эти факторы стимулируют друг-друга. Срабатывая
по цепочке, инфицирующий эффект делает итоговый коллаж более пестрым, чем это может представляться по отдельным
элементам. Я делаю здесь акцент на академической среде. Научное сообщество
является решающим, поскольку служит важным пусковым элементом во многих живых
социальных движениях последних десятилетий, включая борьбу с бедностью,
выступления за гражданские права, антивоенные, за разоружение, против нарушения
прав в Южной Африке, феминистские, за права секс-меньшинств и экологические
протесты. Когда академические левые активны, они последовательно сотрудничают с
критическими органами масс-медиа, с уличными активистами, деятельными силами
организованного труда и прогрессивными религиозными институтами. Однако,
сегодня академические левые разделены внутри себя, и обычно почти незаметно их
присутствие в медиа, идентифицирумых с прогрессивной политикой.
Некоторые ведут борьбу за то, чтобы обязать академических
левых восстановить внутреннюю солидарность для укрепления единых позиций с
целью сближения с другими критическими силами. Мне это не кажется самым
перспективным подходом. В действительности, я полагаю, что импульсивное
требование достижения солидарности левых обостряет различия внутри них и
ускоренно ведет к поражению. Лучше выглядит стратегия усиления полемических
отношений между различными сегментами левых, чтобы ослабить эту уродливую
борьбу за монополизацию левых анклавов, гетто и пещер. В моём воображении
всякая концентрация на Левой идее приведет к сопоставительной артикуляции
политических принципов и приоритетов, а также теоретических и метафизических
перспектив. Эти различия и интенсивный взаимообмен между ними могли бы стать
предметом дискуссии на многих форумах.
Соперничающие партии могли бы
сближаться тем или иным путём. Но в водовороте
различий они также могли бы формировать избирательные коалиции по
частным политическим проблемам. Требование левой солидарности будет таять по
мере того как большинство избирателей поймёт, что (при существующем
разнообразии опыта происходит шлифовка критической страсти и соответствующее
умножение точек политического действия, характеризующих время новейшей
современности) само требование солидарности разбивает множественность левых на набор
непримиримых фракций. Призрак, который сегодня преследует левых - это
непривлекательный перечень внутренних склок в борьбе за гегемонию, в которой
навешивание всеми партиями друг на друга ярлыков является оружием борьбы для
культурных Правых. Я не стану называть имён. Чтобы дать ход кампании по диверсификации,
рассмотрим возможное отношение между критическими теоретиками вроде Нэнси
Фрэзер и, к примеру, ризоматическим плюралистом, как я.
Как и я, Фрэзер знается с людьми, особенно с теми, кто
находится на деконструктивистской стороне левых феминистов. Она даёт нам дефиницию,
даже когда стремится включить нас в свой более широкий горизонт. Наша фракция,
как она её видит, концентрируется на «политике признания», тогда как другая
сосредоточена на «политике распределения». Когда первая фракция стремится
привнести многообразие в вопросы гендера, сексуальности, этничности, религии и
не-религии, деконструируя опыт естественности и универсальности основных
идентичностей, она часто увязает в онтологических и эпистемологических
вопросах. Вторая фокусируется на общих вопросах распределения доходов и чувства
собственного достоинства в наёмном труде, но часто порочит политику признания,
когда та делает то же самое. Обе фракции игнорируют приоритеты друг-друга, и
несмотря на это обе перспективы нужно гармонизировать. Как это старается
сделать Фрэзер. Поскольку я тоже связываю «политику становления»(как я её
называю) с вопросами распределения прибыли, можно подумать что Фрэзер и я стоим
на одной позиции. Но, как и ожидалось, чем больше я читаю Фрэзер, тем больше
понимаю, насколько с ней не согласен, даже когда я не соглашаюсь, что этос
диверсификации и снижение неравенства устанавливают условия возможности друг
для друга. Нежели сокращать число фракций, Фрэзер и я их умножаем. Фрэзер
вводит «аналитическое» разграничение между распределением и признанием. Она
признаёт, что эти два измерения «переплетаются» на практике. Но эвристическая
ценность самого разграничения
проблематична для меня. Рассмотрим несколько утверждений:
На первом месте – социально-экономическая несправедливость, которая коренится в политико-экономической структуре общества.
Второе – понимание
несправедливости является культурным или символическим. Т.о. она коренится в
социальных паттернах репрезентации, интерпретации и коммуникации.
Средством от экономической
несправедливости является политико-экономическая реструктуризация в том или ином
виде…. Напротив, средством от культурной несправедливости являются определенные
культурные и символические изменения.
Одной из сторон я оставлю
вопросы, как например – производят ли перераспределение и признание две
раздельные, нередуцируемые и особые концепции справедливости, или иначе - может
ли любая из них быть сведена к другой? Я скорее буду предполагать, что хотя мы относимся
к этому мета-теоретически, было бы полезно поддерживать исходно точное действующее различение между
социально-экономической несправедливостью и средствами борьбы с ней с одной
стороны, и культурной несправедливостью и соответствующими средствами – с
другой.
Вместо того чтобы просто одобрять
или отвергать безоговорочно всю политику идентичности, необходимо видеть самих
себя перед лицом новой задачи: речь идёт о развитии
критической теории узнавания … которая … защищает только такие варианты
культурной политики различения, которые могут быть увязаны с социальной
политикой равенства.
Фрэзер продолжает утверждать, что проблемы геев и лесби
лучше всего согласуются с моделью культурной политики и т.о. включаются в
политику распределения, поскольку раса и гендер всегда находятся «между», как
«бивалентные» формы. Но я нахожу её анализ гендерной политики более глубоким,
чем её понимание двух упомянутых типов… То, что для неё является бивалентностью
в гендере и идёт вразрез с аналитической моделью, для меня является ситуацией
обнажающей недостаток модели. Для Фрэзер одна линия мысли маркируется
«социоэкономической несправедливостью», «политико-экономической структурой» и
«перераспределением», тогда как другая определяется «репрезентацией,
интерпретацией и коммуникацией» и «культурными или символическими изменениями».
Но, как мне кажется, нет политики удовлетворяющей этому разделению как она его
определяет. Такое деление с самого начала преуменьшает роль, которую политика
интерпретации играет на стороне распределения.
К примеру, мобилизация активности, направленной на уменьшение
неравенства в доходах, включает целые наборы изменений в паттернах
само-интерпретации, глубоко укоренившихся в современной культуре:
государство, как основная инстанция бездействия и источник дезорганизации
в корпоративной экономии;
рынок, как механизм рациональности и свободы, в который не
следует вмешиваться для содействия перераспределению;
приоритет индивидуальной ответственности за безработицу и
зависимость от социальной помощи;
замена кейнесианства фридмановским монетаризмом, и т.д.
Для снижения экономического неравенства требуется не только
макрополитическая работа на уровне государства и в межгосударственной системе; это
макрополитическое действие требует всесторонних усилиий и поддержки
микрополитическими мерами по многим направлениям. Если мы понимаем, насколько
существенно культурная само-интерпретация помогает установлению
макро-институциональных практик и приоритетов, то мы, во-первых, ограничиваем
тенденцию относить макрополитику к распределению и микрополитику - к признанию
и, во-вторых, устанавливаем основание для дальнейшей работы по аналитическому
разграничению, которое Фрэзер конструирует между распределением и признанием. Что
касается признания в схеме Фрэзер, редукция признания к символическому уступает
позиции как плотной материальности культуры, так и её конститутивной роли в
институциональной жизни. Даже, к примеру, изучение языка означает вписывание
его форм в тонкие ткани челюсти, рта, губ, языка. Проявляемый в разговоре на не-родном
языке акцент переносит эту воплощенность культуры в наши органы слуха и мышцы
речи. Получается, что Фрэзер не является для меня вполне материалистом.
Более того, чувственная ориентация – традиционная или
неортодоксальная – помещается не просто в символическое измерение, а в сложную
эстафету между символическим и специфическими телесными реализациями насыщенных
мыслью чувств притяжения, отвращения, безразличия, нежелания и опознавания. Не
только «гомосексуальность» и «гетеросексуальность», но множественные различия в
притяжении к мускулистым или утонченным типам, блондинам или брюнетам,
юмористам или ироникам обретают воплощение.
Никакой идентичности – этнической, религиозной, сексуальной
или гендерной – не будет без сложных телесных устремлений, хотя они и не
сводятся к набору стереотипных жестикуляций. Но это означает, что смягчение
отношений между враждующими сторонниками различия часто влечет за собой трудную
работу над интуитивным регистром субъективности и интерсубъективности. Вот
почему фуколдианские техники себя и делезианские микрополитики так уместны в
политике: Политика часто предполагает работу над сложными культурными
переключениями между доводами, образами, интенсивностями и ощущениями. Похоже,
совещательная демократия, существенна но недостаточна для материализации
эгалитарной сути плюрализма. Наконец, «чистый» пример политики признания у Фрэзер
– лесби и гомосексуальной политики -
тесно связан с корпоративными, семейными, армейскими, академическими и
государственными институтами. К примеру, чтобы признать однополый брак, следует
изменить несчетное количество законов, привычек и обычаев, касающихся тех, кто
женится, условия медицинского обеспечения, права бенефициаров при страховании
жизни, знакомые по романам и фильмам модели усыновления, уличные проявления
чувств, законы о наследовании и т.д. Всякое существенное изменение в отношениях
между сторонниками влечет множество изменений в институциональной практике и
телесном поведении.
Т.о. постепенно Фрэзер разворачивется к занятию срединной
позиции, «примиряющей» критическую теорию Шейлы Бенхабиб с перспективами
деконструкции в духе Джудит Батлер, ну а я уже запрыгнул на «корабль
примирения». Не вижу причин для Батлер принимать аналитические различия,
неосторожно обесценивая важные для неё приоритеты. И хотя я совершенно не
сомневаюсь в моих расхождениях с метафизикой Бенхабиб, полагаю проницательным с
её стороны удерживать рефлексию в таком регистре.
Т.о. это – неизменная зона полемики в стане левых. Потому
мне кажется маловероятным, что Фрэзер, Батлер, Бенхабиб и я когда-либо
достигнем гармонии. Тем не менее, хотя я оппонирую проводимому Фрэзер
обесцениванию микрополитик и техник себя, хотя и нахожу эти методы вполне подходящими
для культивирования плюрализации и экономической эгалитаризации, я по-прежнему
думаю что возможно поддержать некоторые из макрополитических стратегий
распределения прибыли если бы мы смогли увидеть их на экране радара
общественного участия. Для меня также кажется возможным объединение с Бенхабиб
и Батлер по множеству вопросов. В какой-то момент все четверо из нас могут войти
в одну коалицию, даже если при этом у нас будут различные источники этики и
разные стратегические приоритеты. Можно даже представить небольшой
ризоматический ассембляж, образующийся вокруг этих четырех опорных точек, без
определенного центра, к которому бы все партии сходились.
Я убежден, что материализация великодушного этоса многомерного плюрализма –
этоса, который сам происходит из нескольких этических источников – также
устанавливает ключевое условие возможности сокращения экономического
неравенства. И наоборот. Потенциал для
взаимодействия левых, т.о., скорее может обнаруживаться в производстве
повторяющихся переключений между сторонниками, которые различным образом
располагают свои приоритеты, нежели в формировании единого блока, где участники
договорились, что принимаемые приоритеты касаются всех. Непрямое свидетельство
этого тезиса можно обнаружить на ТВ ток-шоу правого толка. Всякий раз, когда
кажется возможным упорядочить медицинскую помощь, повысить социальную защиту
или улучшить муниципальное образование, правые начинают кампанию против этих
изменений, осуждая неимущих за их бедность и показывая, как гомосексуалисты,
жертвы СПИДа, матери-одиночки, наркоманы или нигилисты могут получить
преимущество от предлагаемых мер. Эта стратегия разделения не имела бы успеха будь
материализован великодушный этос плюрализма. Именно этос устанавливает условие
возможности снижения неравенства в доходах и условиях занятости. У меня нет
сомнений, что многие из демократических левых не согласны с моими взглядами на
этот счет.
Всё еще кажется возможным, что многие из нас могут найти
особые поводы для объединения наперекор всем различиям. Академические левые
будут продолжать спорить по метафизическим, эпистемологическим, этическим и
стратегическим проблемам даже когда прочие участники дебатов ослабляют
интенсивность полемики и ищут точки сближения позиций. В качестве
предварительной цели могло бы выступать преодоление исключающей политики,
которая как призрак преследует журналы и академические анклавы левого толка,
посредством освобождения от фантазма удержания гегемонистской позиции, которой
должны следовать все истинные левые. Сегодня, скорее, необходимо
конструирование ряда альянсов, преодолевающих множественные линии различий
касательно допущений, приоритетов, этических критериев и методов политики.
Когда мы устанавливаем полемические отношения через эти различия, также можем
надеяться на усиление наших позиций в академической среде и расширение
коммуникаций с сочувствующими партиями в масс-медиа, церкви, уличных движениях
и профсоюзах.
Уильям И. Коннолли (William E. Connolly) известный политолог и приверженец демократии и плюрализма. Обозначил плюрализм как политическую цель, последовательно отстаивая его позитивную роль.
Комментариев нет:
Отправить комментарий